Падшие - [2]

– Если вы мне небезразличны, – эхом отозвалась она. – Я… я люблю.

– Остановитесь.

– Но я должна сказать! Я люблю вас и уверена в этом. Вы должны верить мне! И если вы уедете…

– Если я уеду, этим спасу вам жизнь, – медленно проговорил он, желая пробудить ее память. Но возможно ли это? – Существуют вещи важнее любви. Вы не поймете, однако вам придется поверить мне.

Впившись в него взглядом, она отступила на шаг и скрестила на груди руки. И это тоже его вина. Разговаривая снисходительно, он всегда пробуждал в ней высокомерие.

– Вы хотите сказать, что существует нечто важнее любви? – Она взяла его за руки и приблизила их к своему сердцу.

О, как бы ему хотелось оказаться на ее месте, не ведая о том, что надвигается! Или хотя бы стать сильнее, остановить ее. Если он ей не помешает, она так никогда и не узнает, а прошлое повторится, терзая их снова и снова.

Знакомое тепло ее кожи заставило его запрокинуть голову и застонать. Он боролся с собой, пытался не вспоминать вкус ее губ. Не думать, насколько ему горько оттого, что всему этому суждено закончиться. Она поглаживала его руки. Сквозь тонкую хлопковую ткань он чувствовал, как бьется ее сердце.

Она права. Нет ничего важнее любви. И никогда не было. Он почти сдался, готовый уступить и заключить ее в объятия, когда заметил выражение ее глаз. Словно она увидела призрака.

Она отстранилась и, прижав ладонь ко лбу, прошептала:

– У меня какое-то странное ощущение. Нет! Неужели слишком поздно?

Ее глаза сузились так же, как на его рисунке, она вновь прильнула к нему, положив ладони ему на грудь, приоткрыв в ожидании губы.

– Можете считать меня безумной, но готова поклясться, что уже бывала здесь раньше.

Значит, и впрямь слишком поздно. Он открыл глаза и, содрогнувшись, ощутил, как надвигается тьма. Он ухватился за последнюю возможность обнять ее, прижать к себе так сильно, как мечтал неделями.

Едва их губы слились, как оба оказались беспомощны. От привкуса жимолости в ее дыхании у него кружилась голова. Чем теснее она приникала к нему, тем сильнее все у него внутри сжималось от мучительного трепета. Она скользила по его языку своим, пламя между ними разгоралось ярче, жарче, сильнее с каждым новым касанием, каждым новым открытием. Хотя ни одно из них не было новым.

Стены комнаты задрожали. Воздух вокруг засиял. Она ни на что не обращала внимания, ничего не замечала, кроме поцелуя.

Только он один знал, что вот-вот произойдет. Знал, что темные призраки в любую секунду обрушатся на них. Он снова не сумел изменить течение их жизни, но знал.

Тени кружились прямо у них над головами. Так близко, что он мог бы их коснуться. Так близко, что он гадал, слышит ли она их шепот. Он видел, как омрачилось ее лицо. На миг различил искру узнавания, вспыхнувшую в ее глазах.

Затем все исчезло. Не стало ничего. Совсем.

Глава 1. Совершенно чужие

Люс влетела в холл школы «Меч и Крест», освещенный лампами дневного света, на десять минут позже, чем следовало. Краснолицый бритоголовый накачанный воспитатель, зажав планшет под могучим бицепсом, уже вовсю вещал. Это означало, что она опоздала.

– Запомните три «К» – койки, камеры, колеса! – рявкнул воспитатель, обращаясь к трем ученикам, стоявшим спиной к Люс. – Не забывайте о главном, и никто не пострадает!

Она поспешно подошла к ним и встала сзади, одновременно пытаясь сообразить, правильно ли заполнила гигантскую стопку бумаг, мужчина или женщина этот воспитатель, поможет ли ей кто-нибудь тащить дальше огромную спортивную сумку и не избавятся ли родители от ее любимого «плимута фьюри», как только вернутся домой. Они все лето грозились его продать, а теперь у них появился весомый аргумент, с которым Люс вряд ли могла поспорить: в новой школе ученикам запрещено иметь машину. В ее новой исправительной школе.

Она все еще пыталась привыкнуть к этому.

– Не могли бы вы, э-э-э… Не могли бы вы повторить, что это за «колеса»?

– Вы только посмотрите, кого к нам ветром занесло, – громко объявил воспитатель и продолжил, медленно и отчетливо выговаривая слова: – Колеса. Если ты из тех, кому требуются таблетки, чтобы оставаться под кайфом или в своем уме, дышать и тому подобное, – добро пожаловать в лазарет.

«Это женщина», – решила Люс, внимательно разглядывая воспитателя. Ни один мужчина не смог бы произнести это так слащаво и язвительно.

– Ясно, – кивнула она, а ее желудок подскочил к горлу.

Она уже много лет не принимала никаких лекарств. Однако после летнего происшествия доктор Сэнфорд, врач в Хопкинтоне, а именно по его рекомендации родители отправили ее в школу-интернат в Нью-Гэмпшире, всерьез задумался, не стоит ли снова начать лечение таблетками. Люс удалось убедить его, что с ней все в порядке, но все равно пришлось целый месяц ходить к нему на сеансы психоанализа, чтобы впредь обходиться без этих ужасных нейролептиков.

Вот почему она появилась в старшем классе школы «Меч и Крест» спустя целый месяц после начала учебного года. Быть новенькой и так непросто, а Люс изнывала от беспокойства из-за того, что придется вливаться в класс, где все уже успели перезнакомиться и привыкнуть к новому месту. Но, судя по всему, она на сегодня не единственный новичок.