Падшая женщина - [57]
После этого совсем темно перед глазами стало. Придумал он и то, чего не было. И слова лишние, каких не было сказано, и обиды. Додумал, домыслил и ладно бы сон потерял. От всего этого импотентом стал. Проверял, на нескольких бабах проверял – никак. И решил, что она виновата. Сглазила. Наговорила. Язык ядовитый и глаз черный, дурной. Вот и результат. Так и ходил импотентом, только слюни мог пускать. А Петр в это время и с женой, и с Ларисой. И все ему нипочем. А ведь он, Захаров, прежде чем уломать, запугивал или задаривал. По доброй воле-то никто с ним не соглашался. Это он прекрасно чувствовал.
Потом опять прокол был – уже с Ларисой. Он не стал ее задабривать, решив, что нечего размениваться на секретаршу, сразу пригрозил, что уволит и жизни в поселке не даст. Но эта тоже как дурная стала. Стояла перед ним и улыбалась. Ничего не боялась. На все была готова. Сказала, что после Петра лучше совсем одна останется. Что ей противно даже смотреть на Захарова, не то что в постель с ним ложиться. Он ей пощечину отвесил, так та даже не шелохнулась. Развернулась и ушла.
Вот тогда Захаров и придумал историю с документами. А аморалку на десерт оставил. Знал ведь, что нужен еще один козырь. Вот и молчал, готовился. И только зубами скрежетал, когда видел Ларису, сиявшую от счастья. И жену Петра, которая ходила по поселку, как будто по красной ковровой дорожке. Нарядная, неприступная, красивая до умопомрачения. Мужики аж слюной захлебывались.
Захаров, уже перед самым своим днем рождения, решил предупредить жену Петра. На концерте встретились в местном Доме культуры. Захаров про Ларису рассказал, что мол, связь у муженька с секретаршей, любовь страстная. Не будь дурой, соглашайся на мои условия. Дальше только хуже будет. И за руку взял. А она руку отдернула, как будто в грязи испачкалась, и улыбнулась брезгливо. И сказала, что только рада – муж у нее не импотент. Захаров тогда позеленел – она ж не просто так сказала, а с намеком. Наверняка, какая-то из его баб проболталась.
– Но это были еще цветочки по сравнению с тем, что Захаров потом сделал. Только первый шаг, – сказала бабуля.
– Но откуда в нем столько ненависти? Неужели только из чувства зависти? Так ведь не бывает! – воскликнула Вика, которая все еще не могла поверить, что рассказ бабули – чистая правда. – Он же не зверь, в конце концов!
– Может, и зверь, не знаю. Может, он из ненависти силы черпал. Или уже остановиться не мог. Ох, Викуля, кто знает, что там у другого человека в голове. От близких, самых родных, не знаешь, чего ждать. А тут – чужой. Твоя мама, я ведь и предположить не могла, что у нас с ней так будет, что она не захочет меня понять и хотя бы пожалеть. Думала, дочка должна быть ближе к маме, а она, видишь, только ругаться со мной может. Чего со мной ругаться? Я уже старая. А она все никак не разберется со мной, не выговорится. Если бы тебя не было, я бы вообще одна осталась. Вот так…
– Бабуль, не говори так. Мама тебя любит. Очень. Просто она другая. А я на тебя похожа.
– Нет, Викуля, ты на меня совсем не похожа. И слава богу. Не нужно быть на меня похожей. Не принесет тебе это счастья.
– Бабуль, ты прости меня. Прости, что я все это устроила! Только я ведь тоже вроде как одна. У меня тоже никого, кроме тебя, нет. И поговорить даже не с кем, пожаловаться некому. Мама не поймет, только расстроится. А мне хотелось узнать… Даже не знаю, чего я хотела. Знаешь, вот если бы рядом всегда были Давид, Наташа, Лена, мне было бы не так страшно. А когда близких нет, то страшно. Послушай, бабуль, а девочка с мальчиком получаются мне кто, если их отец – мой дядя? Племянники или двоюродные брат и сестра?
– Ох, Викуль…
– Бабуль, только я не поняла, почему Лариса замуж за этого Захарова вышла, если так его ненавидела? И сын ведь не его, получается?
– А вот это была вторая часть Марлезонского балета, которую устроил Захаров. Хотя вряд ли он мог подумать, что уж так у него все отлично сложится. Даже и мечтать о такой мести не мог. Господи, как я устала. Как будто опять все заново пережила. Тяжело это, детка. Очень тяжело. Все равно все болит. И болит, и болит…
– Бабуль, давай ляжем, ты мне потом все расскажешь, хорошо?
– Нет, не смогу потом. Не хочу. Я тебе все расскажу, и давай договоримся, больше мы к этому разговору возвращаться не будем, если ты не хочешь меня раньше времени похоронить.
– Бабуля!
Лариса стенографировала то партсобрание. Рука привычно летала по блокноту, а глаза ничего не видели от слез. Она умирала с каждой буквой, с каждой строчкой. И уже в середине собрания догадалась, что будет дальше. Знала, что Захаров не промолчит, чувствовала, к чему он клонит. Поднять глаза на Петра она боялась – так страшно, не за себя, за него – ей не было никогда. И она уже не верила, что все, что было неделю назад, случилось с ней. Тогда, вечером, когда Петр пришел к ней домой, она сказала, что ждет ребенка. И он долго лежал, положив голову ей на колени, гладил ее живот, пока еще без внешних признаков еще одной жизни, и говорил, как они будут счастливы. Она тогда и вправду была самой счастливой женщиной на свете.
С момента выхода «Дневника мамы первоклассника» прошло девять лет. И я снова пошла в школу – теперь с дочкой-первоклассницей. Что изменилось? Все и ничего. «Ча-ща», по счастью, по-прежнему пишется с буквой «а», а «чу-щу» – через «у». Но появились родительские «Вотсапы», новые праздники, новые учебники. Да, забыла сказать самое главное – моя дочь пошла в школу не 1 сентября, а 11 января, потому что я ошиблась дверью. Мне кажется, это уже смешно.Маша Трауб.
Так бывает – тебе кажется, что жизнь вполне наладилась и даже удалась. Ты – счастливчик, все у тебя ровно и гладко. И вдруг – удар. Ты словно спотыкаешься на ровной дороге и понимаешь, что то, что было раньше, – не жизнь, не настоящая жизнь.Появляется человек, без которого ты задыхаешься, физически не можешь дышать.Будь тебе девятнадцать, у тебя не было бы сомнений в том, что счастье продлится вечно. Но тебе почти сорок, и ты больше не веришь в сказки…
Каждый рассказ, вошедший в этот сборник, — остановившееся мгновение, история, которая произойдет на ваших глазах. Перелистывая страницу за страни-цей чужую жизнь, вы будете смеяться, переживать за героев, сомневаться в правдивости историй или, наоборот, вспоминать, что точно такой же случай приключился с вами или вашими близкими. Но главное — эти истории не оставят вас равнодушными. Это мы вам обещаем!
В этой книге я собрала истории – смешные и грустные, счастливые и трагические, – которые объединяет одно – еда.
В центре романа «Нам выходить на следующей» – история трех женщин: бабушки, матери и внучки, каждая из которых уверена, что найдет свою любовь и будет счастлива.
Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.
Вызвать восхищение того, кем восхищаешься сам – глубинное желание каждого из нас. Это может определить всю твою последующую жизнь. Так происходит с 18-летней первокурсницей Грир Кадецки. Ее замечает знаменитая феминистка Фэйт Фрэнк – ей 63, она мудра, уверена в себе и уже прожила большую жизнь. Она видит в Грир нечто многообещающее, приглашает ее на работу, становится ее наставницей. Но со временем роли лидера и ведомой меняются…«Женские убеждения» – межпоколенческий роман о главенстве и амбициях, об эго, жертвенности и любви, о том, каково это – искать свой путь, поддержку и внутреннюю уверенность, как наполнить свою жизнь смыслом.
Маленький датский Нюкёпинг, знаменитый разве что своей сахарной свеклой и обилием грачей — городок, где когда-то «заблудилась» Вторая мировая война, последствия которой датско-немецкая семья испытывает на себе вплоть до 1970-х… Вероятно, у многих из нас — и читателей, и писателей — не раз возникало желание высказать всё, что накопилось в душе по отношению к малой родине, городу своего детства. И автор этой книги высказался — так, что равнодушных в его родном Нюкёпинге не осталось, волна возмущения прокатилась по городу.Кнуд Ромер (р.
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
Мама все время рассказывает истории – мимоходом, пока варит кофе. Истории, от которых у меня глаза вылезают на лоб и я забываю про кофе. Истории, которые невозможно придумать, а можно только прожить, будучи одним из главных героев.
Эта книга – сборник повестей и рассказов. Все они – о семьях. Разных – счастливых и не очень. О судьбах – горьких и ярких. О женщинах и детях. О мужчинах, которые уходят и возвращаются. Все истории почти документальные. Или похожи на документальные. Жизнь остается самым лучшим рассказчиком, преподнося сюрпризы, на которые не способна писательская фантазия.Маша Трауб.
Я приехала в дом, в котором выросла. Долго пыталась открыть дверь, ковыряясь ключами в дверных замках. «А вы кто?» – спросила у меня соседка, выносившая ведро. «Я здесь живу. Жила», – ответила я. «С кем ты разговариваешь?» – выглянула из-за двери пожилая женщина и тяжело поднялась на пролет. «Ты Маша? Дочка Ольги?» – спросила она меня. Я кивнула. Здесь меня узнают всегда, сколько бы лет ни прошло. Соседи. Они напомнят тебе то, что ты давно забыл.Маша Трауб.
Любая семья рано или поздно оказывается на грани. Кажется, очень просто перейти незримую черту и обрести свободу от брачных уз. Или сложно и даже невозможно? Говорить ли ребенку правду? Куда бежать от собственных мыслей и чувств? И кому можно излить душу? И, наконец, что должно произойти, чтобы нашлись ответы на все вопросы?