Падшая женщина - [53]

Даже когда сыграли свадьбу, он не верил, что рядом с ним такая женщина. Не верил и ждал, что проснется и все закончится. Он хотел и мечтал о другой женщине, жене – пусть была бы дурочкой, но доброй и отзывчивой. Пусть не красавица, но милая, с ямочками на щеках. Ямочки ему всегда нравились. И пусть немного полненькая будет. Совсем чуть-чуть. Так даже уютнее. Но жена статная, подтянутая, выточенная, как из камня, статуэтка. Причем из камня и внутри, и снаружи. Не сердце, а кремень. И никакой водой этот камень не сточишь. Нет, он не мечтал о такой королеве. Но она ему все сразу объяснила – что они будут делать завтра, что через месяц. Что с ними будет через год и через пять. Да, все было расписано на ближайшую пятилетку. И Петр согласился, уступив такой красоте и таким мозгам, которыми не мог не восхищаться. И все было так, как жена распланировала, – и поездки, и ребенок, и карьера. Возвращение в свой родной поселок. Тогда, в тот момент, он перед женой преклонялся. Нет, даже не так. Он ее боготворил – за то, что дочь ему родила. И любил сильно – за такое счастье. А потом полюбил глубоко и сильно после того, как она предложила вернуться домой, к нему домой, в родной поселок, по которому он скучал. И поехала с ним. В это захолустье, по меркам большого города.

Она все правильно рассчитала. Так, что даже ему нехорошо стало – как в воду глядела. Он не считал себя дураком, совсем нет, но прекрасно понимал, что до ее мозгов недотягивает. Не было у него стратегического мышления, полета, риска, отваги и даже безрассудства. А она ничего не боялась. Вообще ничего. И никого. Только смеялась: «Если у нас не получится, то у кого тогда?» Нет, жена для него была всем. Он ею гордился, тешил самолюбие, чего уж скрывать. И плюсов находил много в своем положении женатого мужчины. К анкете не придерешься. Морально устойчив. Образцово-показательная семья. Не говоря уже о счастье – дочке. Жена оказалась верной не только сердцем – шла с ним рука об руку, помогала, поддерживала, сглаживала углы, договаривалась там, где он не мог, соломку подстилала, чтобы он не упал и не ударился. Она оказалась верной ему как женщина. Несмотря на многочисленных знакомых, покровителей и воздыхателей, край никогда не переступала. И никому не позволяла вольностей. Петя знал, что жена ему не изменит, не унизит себя интрижкой. Был в ней уверен больше, чем в себе. А вот в себе он совсем не был уверен, говоря по правде. Конечно, понимал, что от таких женщин, как его жена, не уходят. Даже налево не смотрят. Что он – совсем идиот, что ли? Такая красота под боком. И не было у него дурных мыслей, пока вдруг Ларису не разглядел. Будто заново ее увидел, узнал и уже не мог без нее. Разглядел и пропал, как когда-то с женой. Только это не Лариса его выбрала, а он ее. И полюбил – за все то, чего ему так не хватало в жене. За ямочки на щеках, за ласковый взгляд, покорность и доверие. Абсолютное. Как он скажет, так и будет. Лариса за ним кинется не раздумывая. А жена – нет, такая не кинется, пока все «за» и «против» не взвесит. И тысячу раз ситуацию со всех сторон рассмотрит, риски взвесит. И сама не бросится, и ему не даст в омут головой. Зачем? Башку расшибить? Так на это много ума не надо. А ум затем и нужен, чтобы не упасть.

А Лариса, когда чай ему приносила или сидела напротив, записывая приказы под диктовку, когда стояла рядом с ним с документами, когда обед ему прямо в кабинете накрывала, чтобы он от работы не отрывался, но все же поел, не голодал, была такой, о какой он мечтал. Тихой, неприметной, но стоит руку протянуть – и вот она, твоя. Рядом. И нет для нее никого важнее, чем он, Петр. И ради него – на все. И в омут, и к черту на рога, и про себя забыть. С Ларисой Петр чувствовал себя настоящим мужиком. Таким, который может и по столу кулаком стукнуть. Он был для нее самым умным. Самым… Ох, чего уж говорить. С ней он был мужчиной во всех смыслах. Даже когда притянул к себе и здесь же, в кабинете, на диванчике, сделал то, о чем поначалу даже мечтать не смел. И ведь не думал о ней ни секундочки, только о себе, о собственных потребностях и страстях. Такого с ним никогда не было. Чтобы женщина в его воле оказалась, подчинилась. Жена была главной даже в постели. Петр признавал ее превосходство и о себе забывал. Только для нее старался. Лишь бы она довольна была. И ловил ее взгляд, изучил выражение ее лица – до последней морщинки, появлявшейся в уголке глаза, пытаясь угадать – все ли хорошо?

А Лариса… Она его так обнимала, так прижималась, как будто была с ним единым целым. И растворялась в нем. Ради него, все для него, все, как он скажет. Призналась, что любит его давно, что никто, кроме него, ей не был нужен. Призналась, как страдала, когда он уехал в Минск, и сколько слез пролила, когда он вернулся не один, а с женой. И от этого чувства, когда тебя так любят, давно забытого, а возможно, никогда и не познанного, не прочувствованного, Петр ошалел окончательно. С ума сошел. Голову потерял. Наверное, поэтому с ним и случилось потом все это. Ведь состояние такое было – всех любить, всех обнять. И Захарова в том числе. Верил ему, как себе, жену не послушал, хотя она ему всю плешь проела – не доверяй, будь осторожным, не подставляйся, проверяй тысячу раз, даже на воду дуй, если надо. Не туда шагнешь – и все, увязнешь в болоте, никто не вытянет. Но он отмахнулся от жены и вляпался по самое не могу. По горлышко. С ручками его утянуло на дно. И жену за собой уволок. А сколько было того счастья с Ларисой? Счастья быть с ней, любить ее, ямочками любоваться… Месяц, два? Нет, целых полгода. Шесть месяцев чувствовал себя счастливым дураком, одуревшим от чувств, смелым, храбрым, море по колено. За что ни брался – все получалось. Откуда только силы находились? И на Ларису, и на жену, и на работу. Спал по четыре часа и вскакивал, как огурец-молодец. И все мог, все успевал. И дыхание, второе, третье открывалось. Ощущение, как будто внутрь воздух вкачали и ног не две, а пять, а рук – десять. Не было с ним никогда такого. Вот чтобы все! Могу! Сделаю! Живу!