Падение великого фетишизма ; Вера и наука - [52]

Есть, впрочем, в числе таких доктрин и некоторые, пользующиеся относительно прочным успехом. Теория, напр., «предельной полезности», выдвинутая против учения о трудовой стоимости целым рядом ученых экономистов, и сплотившая большую школу. Отчасти, она проникла даже в правое крыло социалистической идеологии, найдя себе сторонников среди английских фабианцев, а также немецких и иных оппортунистов, — и в левое крыло, где ее принимают, напр., крупные теоретики итальянского синдикализма. Теория эта, объясняющая явления обмена и прибыли на основе индивидуальной психологии, естественно, должна была встретить наименьшее сопротивление со стороны сравнительно более индивидуалистических элементов зарождающегося коллектива.

Немалое влияние на правое крыло оказала, далее, новейшая школа «гармонистов», школа Брентано, стремящаяся новыми способами доказать коренное единство интересов труда и капитала, и вообще благодетельность капитализма для рабочих. Для этого доказательства, брентанисты использовали даже те улучшения и выгоды, которых пролетариат фактически добился борьбой против капитала. Там, где, в поисках за оружием против социализма, буржуазные ученые собирали и накопляли действительно ценный научный материал, результат получался такой, что материал этот в руках теоретиков пролетариата служил к выработке пролетарской идеологии, превращался в идейное орудие для нового коллектива.

Надо заметить, что по мере успехов и побед рабочего движения в буржуазной апологетике выступает и завоевывает все больше влияния течение, так сказать, умеренное, окрашенное оттенком компромисса. Отбрасывается точка зрения вечности капиталистического строя и его полной благодетельности для народных масс. Принимается возможность постепенного изменения социальной системы к лучшему и даже большей частью — возможность коренного ее преобразования; но только в долгом ряду столетий. Доказывается же вред революционных и особенно обще-классовых методов борьбы пролетариата за эти изменения. Рекомендуются ему, как единственно разумные и полезные, пути, во-первых, исключительно мирные, и во-вторых, такие, которые находятся в наибольшей гармонии с основами буржуазного строя, и в наименьшем противоречии с интересами господствующих классов: сначала, конечно, индивидуальная бережливость, воздержание от спиртных напитков и т. д.; затем — товарищества ссудо-сберегательные, затем потребительные; затем, когда выясняется, что производительные ассоциации рабочих для капитала не опасны, то и они признаются полезными; далее — кассы взаимопомощи на случай болезни, старости и т. под.; далее — государственное страхование и вообще некоторое фабричное законодательство, проводимое, однако, без вредной агитации, разумным усмотрением буржуазного государства, и с мудрой постепенностью; наконец, и профессиональные союзы, но только в строгих рамках умеренности и легальности, без чрезмерного расширения их задач и при условии их полной независимости от социалистического движения, и т. д., и т. д. Некоторая часть экономистов, с бюрократической окраской, советуют рабочим массам возлагать свои надежды на государство, как на силу нравственную, устанавливающую порядок и законы в интересах общего блага… Имеются бесчисленные оттенки экономической апологии буржуазного строя, но суть их одна — борьба против пролетарского коллективизма, практическая и идейная.

Очень многие из буржуазных экономистов не скрывают того, что задачу «истинной науки» в настоящее время они видят именно в борьбе с «вредными лжеучениями» социализма. Таким образом, «практический» характер их познания, характер социально-классовый разоблачается вполне.

XLVII

Так как развитие пролетарского коллектива направляется к переустройству всех сторон социальной жизни, то и апология буржуазного контр-коллектива мало-помалу захватывает почти все области культуры. Особенно широко развертывается она в наиболее обобщающих отраслях идеологии, в тех, где формулируются основы мировоззрения, т. е. в религии и в философии.

Религия, как мы знаем, есть специфически-авторитарная форма мировоззрения, и буржуазия в эпоху своего подъема, своей освободительной борьбы против феодального общества, обнаруживает скорее анти-религиозные тенденции, хотя и не способна отделаться от остатков авторитарного мышления. Это — эпоха пропаганды материализма и родственных ему учений, беспощадных насмешек над духовенством и над старыми способами держать человеческие души в покорности и смирении. Но по мере того как поднимается пролетарский коллектив, внешнее свободомыслие буржуазии быстро понижается, и в идейном арсенале контр-коллектива занимают все более видное место различные формы религиозной и церковной пропаганды.

Действительного прогресса религиозности в среде буржуазии при этом отнюдь не наблюдается. Развитие машинного производства, гигантские технические победы над природой, небывалые успехи научного исследования оставляют в сознании образованных классов все меньше места для наивной веры, а остатки авторитарной общественной организации продолжают разлагаться под действием экономических сил капитализма; падают, следовательно, все объективные опоры религиозности. Идущее шаг за шагом превращение крупной буржуазии в класс паразитический, и вытекающее отсюда уменьшение жизненной ее энергии придают всему ее мышлению окраску скептицизма и безверия, как это раньше бывало при декадансе господствующих классов, напр., в Римской империи. Сохранение внешних религиозных форм становится тогда прямо условной ложью. Но ложь эта приобретает большое практическое значение для контр-коллектива в его самозащите против новой идеологии, объединяющей новый класс.