Падение - [65]

Скотт поднял глаза на маму. Она лишь прижала его еще крепче.

– Сэр. Господин президент. Прежде чем принять это решение, прежде чем вы собьете коммерческий рейс с невинными американцами, я должна сказать вам то, что знаю. То, что вам не сообщит ФБР. То, чего не будет в ваших докладах.

Кэрри замолчала, по щеке скользнула слезинка. Но на ее губах появилась улыбка.

– Я знаю, что может спасти самолет. Я знаю, что даст пассажирам шанс выжить. Я знаю, как вернуть их домой. – Новая слезинка. – Но это непростой выбор – он очень тяжелый. Потому что вам придется закрыть глаза на факты – и поверить в истину. Потому что истина такова: шанс на спасение рейса четыре-один-шесть уже находится на борту.

Кэрри закусила губу, на миг уставившись в пустоту и пытаясь сообразить, как лучше выразить то, что у нее на душе.

– Когда захватили нашу семью и поставили Билла перед выбором – мы или самолет, знаете, что он ответил? Когда к головам наших детей приставили пистолет, когда он понял, что наш дом взорвали, – знаете, что он ответил? – Она с улыбкой пожала плечами. – Он сказал: нет. Он не сделал выбор. Он не сдался, потому что тоже знает, что мы не ведем переговоров с террористами.

Кэрри пригладила волосы.

– В этом они и просчитались. Они не понимали, что такое чувство долга. Билл – мой муж, капитан Хоффман, – привержен долгу. Я это отлично понимаю. И, господин президент, вы и сами привержены долгу, я в этом уверена. Я невероятно благодарна за то, что офицеры ФБР нашли нас вовремя. Потому что я знаю своего мужа. И знаю – уже безо всяких сомнений, – что он не разбил бы ради нас самолет. А теперь? Теперь, когда его семья спасена и ему об этом известно? – С губ сорвался смешок. Она расправила плечи. – Нет ни малейших сомнений, что мой муж придумает, как его посадить.

Поудобнее устроив Элизу, она вновь взяла Скотта за плечо – на этот раз тверже.

– Господин президент. Ради отца моих детей, ради всех матерей, отцов, сыновей и дочерей на борту этого рейса я прошу вас проявить смелость и дать самолету и его пассажирам шанс. Если вы проявите слабость, примете легкое решение сбить его – мы отлично знаем, что произойдет. Но я прошу вас быть смелее и верить. Я прошу вас выбрать веру в хорошего человека, приверженца долга. И я знаю, сэр, что ваша вера будет вознаграждена.

В башне повисло оторопелое молчание, а потом помещение стали заполнять перешептывания. Воздух был заряжен надеждой, и Дасти хлопнул по плечу диспетчера-соседку.

– Будет очень странно, если я сейчас устрою стоячую овацию?

Но диспетчер не слушала его, а в волнении указывала на его радар.

– Что-о-об тебя… – пробормотал Дасти. – Джордж? Четыре-один-шесть сошел с курса.

– Тихо! – крикнул шифровальщик. На редкий здесь всплеск эмоций обернулась вся башня. Все наблюдали, как он с напряженным лицом прислушивается к наушникам. Вдруг нахмуренный лоб разгладился, и от осознания у него чуть не отвалилась челюсть.

– Это не Вашингтон. Цель – стадион «Янкис».

Глава тридцать пятая

На радаре Билла сзади самолета появилось несколько крестиков. На боевой дистанции от рейса 416 теперь летели четыре F-16.

Билл раздосадованно помассировал лицо. Он знал, что к этому все и придет, как только станет известно о причастности Бена. Вот поэтому и не сообщал о нем морзянкой. А теперь над ним нависло сразу две угрозы.

– Так нечестно, – сказал Билл.

Бен на него даже не взглянул, но спросил:

– Что, Билл? Что нечестно?

В ответ самолет подскочил в воздушной яме, и, когда их повело влево, за окном со стороны Билла замерцали огоньки жилого района. Ночь была ясной, но ветер – сильным, и самолет мотало.

– «Коустал четыре-один-шесть», прием.

В их наушниках снова раздался скрип голоса того же самого диспетчера, но никто не сдвинулся с места. Они не отвечали со времени первой газовой атаки – и не будут отвечать до конца полета. Теперь они остались вдвоем.

– Нечестно, что… – Билл пытался упорядочить мысли. – …Что я здесь. И что ты здесь. Что у меня была своя жизнь, а у тебя – твоя. Нечестно, что всем плевать на твой народ. Это неправильно. И мне жаль.

Бен не ответил.

Билл повернулся к нему.

– Даю слово, Бен. Я буду исправлять эти ошибки до конца жизни. Я не могу изменить то, что уже с тобой произошло. И ты не можешь. Но если мы сейчас разобьем самолет, ничего хорошего не случится. Ты и сам знаешь эту страну. Сам знаешь, как мы поступаем в ответ. Сам знаешь, кто пострадает в итоге.

Бен уставился в окно.

– Но если мы не разобьем самолет, – продолжил Билл, – мы сможем действовать вместе. Я буду учиться. Узнаю то, что и так должен был знать. А там, глядишь, у нас вдвоем что-нибудь и выйдет.

Ствол пистолета находился ровно между ними. Оба они молчали. Бен тоже повернулся, вгляделся в лицо командира. Билл смотрел ему в глаза, отчаянно надеясь, что его искренность чувствуется.

– Бен. Еще не поздно.

Взяв конверты в рот, Бен потянул на себя дверную ручку, с трудом провернув ключ. Замок скрипнул, как и дверь, и он вошел в квартиру, затаскивая за собой чемодан. Включил на кухне свет – и его встретила раковина, полная грязной посуды. Он бросил конверты на стол, рядом с миской с недоеденными хлопьями.