Падение «Морского короля» - [90]
Место засады зачистили с первыми лучами солнца следующим утром. Не было никаких признаков погибших аргентинцев, но 16-й отряд нашел и забрал их рюкзаки, которые были в спешке сброшены и оставлены среди камней. Парни принесли свою захваченную добычу на нашу позицию. В рюкзаках было полно снаряжения и кое-что было получше нашего. Мы были похоже на группу детей на Рождество, когда они вытаскивали содержимое рюкзаков.
— Эй, вы только гляньте на это, фирменный ПНВ, все еще в упаковке и даже не распечатанный, — сказал один из них. — Да это просто отпад.
Еще один прибор ночного видения, который должен был поступить на оснащение эскадрона, к нашему собственному скудному оборудованию для ночного видения.
— Что насчет этих консервированных пайков? Не уверен, что такое викунья, но она должна быть лучше, чем курица. Эй, у них даже маленькие бутылочки виски есть.
— «Белый Вереск»? Никогда о таком не слышал, — сказал я делая глоток из бутылки, прежде чем передать ее Найджу и Джейку. — Тоже неплохо.
Аргентинские пайки были кулинарным изыском, по сравнению с сублимированными арктическими блюдами, к которым мы привыкли. Маленькие баночки с мясом викуньи, южноамериканского родственника ламы, были восхитительны по сравнению с нашей привычной кашей. Мы разделили еду и был проведен импровизированный аукцион других предметов снаряжения. Деньги из рук в руки не переходили, но заявки принимались с учетом необходимости. Когда появился совершенно новый спальный мешок, победитель должен был остаться только один. Он был передан мне.
— Держи Всплеск, вот тебе мешок для ночевок, в комплекте с несколькими дырками от пуль.
— Спасибо, дружище, рад что сюда добрался «Военторг» и нет ничего такого, с чем бы не справилась «черная гадость».
— С удовольствием, дружище. Не похоже, что он снова понадобится своему предыдущему владельцу.
Он был набит высококачественным пухом и без длинной центральной молнии, вшитой в мешок британского производства, которая пропускала холод и позволяла смотреть сквозь ее зубцы на звезды, когда вы лежали в нем ночью. Кто-то также подкинул мне аргентинский эквивалент ножа «Ка-Бар». В ножнах из шкуры и сделанный из не закаленной стали, он был дешевой копией моего американского оригинала, но имел зазубренное лезвие и мог быть удобным инструментом, за неимением лучшего.
Владельцы некоторых брошенных рюкзаков ненадолго появились примерно через час, хотя они были слишком далеко, чтобы предпринять какие-либо попытки вернуть свое имущество. Я заметил остатки патруля на фоне далекого хребта, направляющегося к своим позициям в направлении Стэнли. Они находились примерно в 5 километрах к востоку от нас. После контакта мы установили миномет и рассеянные фигуры представляли собой заманчивую мишень.
— Найдж, я думаю, мы сможем почти убрать их с карты, если выстрелим из миномета, используя максимальный заряд № 8, - сказал я, имея в виду кольца дополнительных метательных зарядов, которые могут быть надеты вокруг хвостовика 81-мм мины, чтобы придать ей дополнительную дальность.
— Да, мы должно быть в состоянии врезать по им этим молотком. Зайди в сеть и спроси командира эскадрона, будет ли он рад, если мы попробуем огневую задачу.
Я связался по рации и запросил у Седрика разрешения попробовать обстрелять аргентинцев, подчеркнув что они были на открытом месте и у нас были хорошие шансы их прижать.
— Отрицательно, Ноль Дельта, — голос Седрика потрескивал сквозь помехи, — Отпусти их.
Седрик, вероятно, почувствовал, что мы уже привлекли к себе достаточно внимания. Мы разбили им нос, и убийство отступающего патруля не имели бы никакого существенного значения для нашей способности удерживать гору Кент до прибытия 42-го коммандо. Вероятно, он был прав, хотя аргентинцы с нами еще не закончили.
Бильбо их заметил первым. Он был на позиции единого пулемета в 19-м отряде, вместе с Роем Фонсекой, заметил фигуру краем глаза. Он снова огляделся и увидел двоих из них, осторожно продвигавшихся на открытом месте возле скал, где располагался 17-й отряд на юго-западном углу позиции эскадрона. Он не был уверен, но они выглядели как противники.
Джон Гамильтон включил рацию и предупредил старшего сержанта Лодочного отряда.
— Привет, Один Ноль Браво, это Четыре Ноль Альфа. Мы думаем, что заметили движение вокруг вашей позиции. Не уверен, противник это или кто-то из твоих парней. Можете ли вы обозначить себя, чтобы подтвердить? Конец передачи.
— Четыре Ноль, это Один Ноль. Ты должно быть, шутишь, нахрен, — последовал ответ.
Внезапно раздалась стрельба и отчетливый разрыв, по крайней мере, одной взорвавшейся гранаты. Мы взялись за дело, как только услышали начало стрельбы, одновременно получив запрос по сети на поддержку огнем миномета. Первый же выстрел загнал опорную плиту в торф, закопав ее в болотистую почву. Я мысленно застонал, снова вспомнив остров Пеббл. Но грунт был тверже, чем то болото у Большого пруда.
— Дробь огню, дробь огню, дайте мне что-нибудь, чтобы опорная плита не проседала.
Я быстро осмотрелся вокруг и нашел то, что искал: толстую каменную плиту прямоугольной формы, размером примерно с коврик у двери и достаточно большую, чтобы поставить ее под углом за опорной плитой и не дать той закапываться и смещаться при выстреле назад.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.