Падение короля - [70]

Якоб с Идой побывали в Гробёлле, где Якоб тщетно пытался разведать что-либо о Миккеле Тёгерсене. Тот, коли еще не помер, должен был, по словам Нильса, находиться сейчас в Святой земле, и с этим известием они отправились дальше, зарабатывая себе на хлеб музыкой.

Два дня Якоб с Идой провели в Мохольме, развлекая своей музыкой дворню. Господ они ни разу не видели. Якоб играл на скрипке, а Ида аккомпанировала ему на треугольнике, она угадывала такт по его пальцам и играла очень хорошо, слышать его она не могла, потому что была глухой от рождения. Но однажды из дверей вышел седой барин, на лице у него застыло выражение недоброжелательства, он велел им убираться — не желаю, дескать, слушать ваше пиликанье. Тогда Якоб засунул скрипку в чехол из лисьего меха, и, взявшись за руки, они ушли со двора. Треугольник позванивал на Идином поясе при каждом шаге, словно колокольчик.

И пустились они через вересковую степь по дороге, ведущей на север. Пришла весна, но она медлила, словно плаксивая, несговорчивая невеста. За ночь земля всякий раз выстывала, и солнышку приходилось каждый день с утра начинать все сначала. Едва промелькнувшая на небесах улыбка тотчас же сменялась хмурой и пасмурной погодой. По утрам накрапывал дождик, вечером стояла сырость. То было вечное малодушное колебание, которое несмотря ни на что, вечно лелеет надежду.

Дождик промывал Идины светленькие волосы, и они облепляли ее лицо, солнышко их высушивало, и они, распушившись, так и сияли вокруг ее головки. Дождя было больше, чем вёдра, и Ида брела по дорогам, глядя перед собой белесоватыми глазами из-под промокших волос, выбеленных, как полотно.

— Ида с дождевыми волосами! — проговорил Якоб про себя и бросил ободряющий взгляд на свою спутницу.

Все птицы Дании возвращались домой. Упоенно распевал все утренние часы напролет скворец, пока в сверкании лучей поднималось солнце, убирая иней с полей. Жаворонки взлетали выше колоколен и, заливаясь трелями, висели в вышине над голыми полями. Ветер ерошил пожухлые травы на склонах холмов и рябил ледяную синюю воду, стоявшую на пашнях между борозд. Первые желтенькие цветочки проглянули из-под земли. В молчании проносились на крыльях восточного ветра ласточки. И вот наконец наступили тихие дни. Потеплели ночи. Затаясь в камышах, бодро выводили свои рулады жабы. Зазеленела земля, и вечерний лягушечий хор завел свои бесконечные гимны во славу тучной земли и плодоносного изобилия.

Оделись зеленой травой канавы по обочинам дорог, Ида любила в них залезать, потому что там было на что посмотреть. Она срывала с вербы белые зайчики и гладила ими себя по губам и по щекам, она делала плетенки из камышинок, которые так весело рвать вместе с корнем. Ида любовалась на новорожденных ягняток в поле, которые еще не могли подняться на ножки, а лежали в траве возле склоненной морды матери-овцы.

Настали теплые дни с ярким солнечным светом. Первого мая народ в Ольборге танцевал. Якоб играл на скрипке, и они с Идой хорошо заработали. На эти деньги Якоб купил себе и Иде новые деревянные башмаки, и, повеселев, оба пустились в дальнейшие странствия. Людям нравилось слушать музыку, и двое музыкантов всегда находили приют и пищу. Так они достранствовали до Скагена, где Ида увидела открытый морской простор. Такого мелкого и мягкого песочка, как на этом берегу, она еще никогда не видывала. А когда они вышли на самую стрелку, Якоб спел песню, которую сложил про себя и про Иду. Единственными слушателями были чайки, которые летали над их головами.

Якоб махал на них руками и смеялся, а сам пел. Ида видела, как белые птицы разевали свои клювы, но ничего не слышала, даже моря, которое, мурлыча и воркуя, ластилось под ясным небом к берегам. Вот что спел Якоб:

Приюта двум бедным бродягам!

Им жить и так нелегко.

Мы бредем из Отсюданемаломиль

В неблизкое далеко.

Приюта!

Гусиные лапы босы,

И мы не браним судьбу,

Коль нам она среди ночи

Пошлет кривую избу.

Приюта!

Наш хутор в Отсюданемаломиль

Богат и красив, ей-ей,

Крыша соломою крыта,

Без окон, без стен, без дверей.

Приюта!

Не верите — дочь спросите,

Она расскажет сама.

Спросите — жаль только сиротка

С детства глуха и нема.

Приюта!

Забравшись на крайний север Дании, откуда дальше не было пути, они подружились с одним шкипером и два самых светлых летних месяца провели с ним в плавании. Они побывали на Лесе и Анхольте^{67}, повидали зеленые холмы вокруг Раннерсфьорда, заходили в Лимфьорд, где крестьяне на мелководье ловят бреднем угрей, а солнечный мираж порой поднимает отражение людей высоко в воздух. Дни были долгие.

Но когда лето покатилось под уклон, а поля на берегу зажелтели, шкипер отвез Якоба и Иду на Зеландию. В Хельсингёре они сошли на берег, там они задержались довольно надолго и хорошо подзаработали своей музыкой. Якоб часто напивался, он шатался по кабакам и пел песни. Пережидая, пока он проспит хмель, Ида пряталась в ржаных полях возле города. Она заплетала в косы желтые колоски и зарывалась руками в горячую пыль.

Однажды в городе случился переполох. Все жители высыпали в гавань и, застясь от солнца рукой, вглядывались вдаль; они возбужденно разговаривали, перебивая друг друга, и показывали пальцами на что-то видневшееся в южной части Зунда. Там, подгоняемые ветром, плыли по морю три темных корабля, у среднего на мачте развевался