Падение короля - [46]

По всем улицам, выходящим на площадь, туда устремился по-праздничному нарядный народ; топча первый снег, они сходились к высокому крыльцу городской ратуши. Ратуша сияла ярко освещенными окнами, город Стокгольм давал банкет в честь короля Кристьерна. Едва приглашенные встали из-за столов и зал освободился, туда хлынула молодежь, которая давно уже теснилась за дверью, дожидаясь своего часа. Начинались танцы.

И вот заиграла музыка. Аксель первым вышел на середину. Он самозабвенно проплясал целый час, без памяти отдаваясь перипетиям танца, не заботясь о том, кто их с ним разделяет. Почувствовав жажду, он спустился вниз и по пути выглянул на улицу, там было темно, как в печной трубе, белый рой снежинок впорхнул в открытую дверь, словно стая мотыльков, летящая на свет. Аксель вышел на улицу и пустился по ним за несколько кварталов проведать расхворавшегося Миккеля. Миккель слег неделю тому назад, и, по всей видимости, дела его обстояли неважно.

В захудалой гостинице, где поселился Миккель, Аксель встретил компанию ландскнехтов, занятую выпивкой. Поздоровавшись с ними, Аксель прошел мимо, в глубину помещения, откуда был вход в комнатушку, где лежал больной Миккель. Там было темно и душно от застоявшегося воздуха. У Миккеля был жар; слабым, горячечным голосом он осведомился, кто там пришел, Аксель зажег свечу и пожал потную руку Миккеля.

— Ну, как дела?

Миккель представлял неутешительное зрелище. Лицо его было покрыто красными пятнами, по лбу струился пот, он так исхудал, что страшно было смотреть. От неодолимой усталости он еле приоткрыл веки, и тут же они снова закрылись, глаза у него были воспаленные и мутные.

— Гм, — только и сказал удрученный его видом Аксель. Он опустился на соломенный стул возле кровати и несколько минут просидел, разглядывая лицо больного. Миккель отрывисто и быстро дышал и ерзал головой по подушке, словно ему хотелось, но не было сил перевернуться поудобнее. Аксель подал ему воды, но он только скривил рот, показывая, что не хочет.

Похоже было, что Миккель так и помрет в этой запустелой комнатенке. Вот чего он достиг. На побеленной стене висел его боевой меч с рукояткой, истертой хозяйской рукой. Но сейчас руки Миккеля казались вялыми и бессильными. Жесткие усы, тронутые проседью, слиплись от слизи. Облысевший лоб как-то странно выпятился углами, суровый и жалкий, словно топором рубленный и кое-как сколоченный деревенским столяром. А щеки у него совсем запали.

Аксель не знал, что и сказать. Да и о чем тут было говорить. Акселю было невыразимо тягостно. Ему хотелось стереть слизь с усов Миккеля, но он так и не решился. Он долго просидел над Миккелем, глядя, как тот терпеливо и, по своему обыкновению, скрытно переносит свою болезнь.

— Ну что ж, — пробормотал наконец Аксель и встал. Склонившись, чтобы погасить свечу, он еще раз попытался поймать взгляд Миккеля, затем пожал его горячую руку, пробубнил что-то на прощание и ушел.

На улице тьма была, хоть глаз коли, вдобавок он невольно зажмуривался от снега, поэтому Аксель нечаянно налетел на какого-то прохожего, он засмеялся, и прохожий засмеялся тоже — это был быстрый девичий смех.

— Сигрида! Сигрида! — воскликнул обрадованный Аксель и протянул руки, чтобы снова поймать ее. Но затем, прислушавшись к шагам, понял, что она идет с провожатыми, они прошли молча, и он сообразил, что зря раскричался. Встреча произошла у входа в ратушу, и когда двери открылись и оттуда на крыльцо упал свет, Аксель разглядел, что Сигрида пришла в сопровождении брата и какой-то пожилой женщины. Аксель отвесил им почтительный поклон.

С тех пор как Аксель протанцевал с Сигридой весь вечер в день их первого знакомства, он неустанно ее искал, но так и не мог найти. А теперь не был уверен, как надо себя вести. Но Сигрида сразу, без жеманства, открыто посмотрела ему в глаза. Они пошли танцевать. Сигрида была еще вся холодная после улицы, от ее платья на Акселя веяло холодком, от волос исходил нежный холодноватый запах, свежее лицо сияло румянцем.

— Как могло случиться, что мне не удавалось тебя разыскать? — спросил Аксель во время танца, горя от возбуждения. А Сигрида, продолжая танцевать, задумчиво молвила ему в ответ: «Да».

Вот что сказала ему девица Сигрида.

Пламя свечей так и плясало по стенам, словно их шустрые огоньки не могли гореть спокойно и ровно, покуда впивают питательный жир. Половицы сотрясались под ногами кружащихся пар. Просторный зал был едва освещен, углы тонули в полумраке, и по краям двигались в танце странные тени; увечных теней здесь было больше, чем живых людей. И холодный сквозняк раздувал висевшие по стенам ковры. И музыка визгливо завывала, и кружились пары, и невесомые тени в смертельном прыжке перемахивали через мрачные пропасти в темных углах.

— А я не мог вспомнить, какая ты на самом деле, — задыхаясь, влюблено шептал девушке на ухо Аксель во время танца. — Я запомнил тебя иначе. А на самом деле ты… — Он долго молчал, и грудь его ходила ходуном. — О, Сигрида!

Сигрида двигалась в танце, точно погруженная в непостижимые грезы.

— Да, — отвечала Сигрида нежно и тихо.