Падение Келвина Уокера - [37]
— Он хотел удалить тебя с общественного поприща, — в некотором замешательстве сказал мистер Уокер.
Той детской напуганности в парне не осталось и следа. Келвин холодно взглянул на него и сказал:
— Кого ты имеешь в виду?
— Твоего хозяина.
— Которого?
— Гектора Маккеллара, конечно.
— Я имел в виду Бога.
Мистер Уокер не поверил своим ушам. Он сказал:
— Келвин! Надо ли это понимать так, что ты наконец… веруешь в него?
— Разве ты не читал в газетах мои высказывания?
— Читал! И они были бы очень мне по вкусу, не угляди я в них лицемерие без стыда и совести.
— Ты ошибался, отец. Уже в моем первом успехе Господь явил свою милость. С тех пор моя вера не поколебалась ни разу. Иначе я бы ничего не добился. Без веры я был бы медью звенящей, или кимвалом звучащим[14].
— Без любви.
— Не понимаю, о чем ты.
— Апостол сказал: без любви мы гроша медного не стоим.
Келвин замотал головой:
— Я убежден, что это неверный перевод. Вера движет горами, а много ли пользы в любви?
— Келвин, — потрясенно молвил мистер Уокер, — я тоже об этом задумывался!
Сын взглянул на него и сказал:
— Пойдем ко мне.
Джил забрала только свои вещи и кое-какую хозяйственную мелочь, Келвину не особо нужную, так что квартиру он застал такой же, какой ее оставил. На мистера Уокера она произвела глубокое впечатление. Он расхаживал по комнатам, щупая обшивку мебели, трогая безделушки и заглядывая в ящики. Его сын сидел на диване и, вздыхая, размышлял о непостижимых путях господних. Мистер Уокер набрел на холодильник и плиту и приготовил поесть. Разливая чай, он сказал:
— Ты все это приобрел в рассрочку?
— Нет, из ссуды.
— Правильно. Так гораздо дешевле. Когда я решил приложить руку к твоему публичному изничтожению, я думал, ты прямиком направляешься в пекло. Выходит, поторопился.
— Отец, ты рассуждаешь как малое дитя! — вскричал Келвин. — Это не ты решил меня уничтожить — решили за тебя! Уж ты-то — старейшина! — должен сознавать, что все происходит по господнему плану. Весь мир действует по этому плану. И время от времени объявляется кто-то один, кому этот план ясен как божий день. Несколько недель я был самым мощным бульдозером на господней стройке, против меня никто не мог устоять. И, уж конечно, предвечный замысел не располагал загнать эту превосходную машину, — он стукнул себя в грудь, — в самую грязь!
— Келвин, — сказал отец, — а вдруг ты понадобился Господу в Шотландии?
— В Шотландии?
— Да, в нашем захолустье, — сказал мистер Уокер. — В нашем жалком, презренном захолустье. Однако четыре сотни лет назад мы осознали себя избранным народом. У нас тогда был лидер[15].
Келвин повторил в раздумье:
— Избранный народ… — и потеребил нижнюю губу. Потом сказал: — А что у меня в активе, отец?
— У тебя в активе… — задумался мистер Уокер. — Что ж, с прессой ты не рассорился, а время нынче такое испорченное, что, пожалуй, тебя еще охотнее станут читать после сегодняшнего лицедейства. Би-би-си хочет от тебя отделаться, но, раз ты не нарушил контракта, они будут вынуждены расплатиться с тобой по-царски. Кстати: из-за дурной славы тебе не заказана дорожка в другие телевизионные компании, если только ты займешь правильную позицию.
— Какую же?
— Раскаяние.
— Само собой. Я раскаюсь с открытым сердцем. Сколько хороших карьер начиналось с раннего раскаяния. Джон Нокс был в свое время католическим патером, святой Павел — язычником-греком, а Моисей — египетским вельможей. Они сначала угнетали и унижали свой собственный народ, а потом раскаялись. Публично раскаялись. Слушай, если я вернусь, как меня примут в Шотландии?
Мистер Уокер сказал:
— Мне кажется, тебя примут радушно. Ты стал известным человеком, хотя и остался в дураках. Ради первого твои земляки простят тебе второе.
— И наоборот?
— И наоборот.
— Отец, — сказал Келвин, — я снова это чувствую. Все ясно как божий день.
— План?
— План. Я должен вернуться в Глейк и взяться за дело.
— А почему в Глейк?
— А почему нет? Он же в самом центре, хочешь — в нефтяной Абердин подайся, хочешь — в денежный Эдинбург, а хочешь — в Глазго с его телевидением. Может, даже духовный сан приму. А может, не приму. Будет мешать, когда займусь католическим вопросом. Не исключено также, что в будущем мы самоопределимся, отделив Шотландию от Британских островов.
— Географически? — встревоженно спросил отец.
Келвин от души рассмеялся:
— Нет, политически. Не беспокойся, отец, я не утратил чувство реальности.
— Тогда осталось снять только один вопрос, — сказал мистер Уокер и предостерегающе поднял палец. — Я имею в виду девицу, которую ты отвадил в Би-би-си. Ты ей что-то сказал про любовь. Я ничего не знаю, хотя подозреваю самое худшее. Тебе не будет от меня никакой поддержки, если ты еще раз вступишь в незаконную связь.
— Я достаточно изведал непостоянство женского сердца, — хмуро сказал Келвин, — и плотски познаю теперь только ту, с которой буду связан законными узами.
Итак, они вернулись в Шотландию.
Спад
С помощью отца он кончил вечернюю школу, поработал независимым журналистом, по примеру братьев определился в университет и, проучившись в нем, стал доктором богословия. Он был посвящен в духовный сан и сначала служил в Глейке, потом в Глазго, потом перевелся в Эдинбург. Убийственные проповеди на радио и телевидении привлекли к нему внимание широких слоев. Сегодня он как бы официальный выразитель всех сдерживающих сил в шотландской религии и общественном мнении. За предсказуемость реакции на любую тему его любят и ценят публика, пресса и даже оппоненты. Поддерживая дружеские отношения с лидерами большинства шотландских политических партий, сам он ни в какой не состоит, хотя обязательно входит в чрезвычайно важные общественные комитеты, где служит противовесом не очень радикальным социалистам. И он такой хороший противовес, что эти важные общественные комитеты ни до чего практически не договариваются, и, поскольку для этого именно они и созданы, все кругом довольны. В конце семидесятых годов вдруг показалось, что он готов поддержать своим авторитетом отделение Шотландии от Британских островов, однако по зрелом размышлении оставил все как есть. Теперь это далеко не тот нелепый, располагающий к себе, демонический молодой человек с невероятной пробивной силой, который в шестидесятые годы замышлял покорить весь мир с его деяниями, — теперь он выдержаннее и спокойнее. В сорок лет он стал председателем 293-й Генеральной ассамблеи сепаратистов свободных пресвитериан шотландской церкви и женился на девушке вдвое его моложе, родившей ему шестерых детей. Эти дети не очень счастливы.
Впервые на русском — одна из главных британских книг XX века, дебютный роман, писавшийся больше 30 лет и явивший миру нового мастера первой величины. «Ланарк» — это одновременно роман воспитания и авантюрная хроника, мистическая фантасмагория и книга о первой любви; нечто подобное могло бы получиться у Джойса, Кафки и Эдгара По, если бы они сели втроем писать для Уолта Диснея сценарий «Пиноккио» — в Глазго, вооружившись ящиком шотландского виски. Здесь недоучка-студент получает заказ на роспись собора, люди в загробном мире покрываются крокодильей кожей, а правительственные чиновники сдают экзамен на медленное убийство надежды.Аласдер Грей — шотландец.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Бедные-несчастные» — прихотливо построенный любовный роман с элементами фантастики, готики и социальной сатиры. В нем сталкиваются различные версии весьма увлекательных событий, происходящих в Шотландии в конце XIX века.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Мощный полифонический роман о силе и бессилии, о мужчинах и женщинах, о господах и слугах, о политике и порнографии, принадлежащий перу живого классика шотландской литературы.
Во время обычной, казалось бы, экскурсии в университет, выпускница школы Лав Трейнор оказывается внутри настоящей войны двух соседних стран. Планы на дальнейшую жизнь резко меняются. Теперь ей предстоит в одиночку бороться за свою жизнь, пытаясь выбраться из проклятого города и найти своих друзей. Это история о том, как нам трудно делать выбор. И как это делают остальные. При создании обложки вдохновлялся образом предложенным в публикации на литресе.
Документальный научно-фантастический роман. В советское время после каждого полета космонавтов издательство газеты «Известия» публиковало сборники материалов, посвященные состоявшемуся полету. Представьте, что вы держите в руках такой сборник, посвященный высадке советского космонавта на Луну в 1968 году. Правда, СССР в книге существенно отличается от СССР в нашей реальности.
Оккупированный гитлеровцами белорусский хутор Метелица, как и тысячи других городов и сел нашей земли, не склонил головы перед врагом, объявил ему нещадную партизанскую войну. Тяжелые испытания выпали на долю тех, кто не мог уйти в партизаны, кто вынужден был остаться под властью захватчиков. О их стойкости, мужестве, вере в победу, о ценностях жизни нашего общества и рассказывает роман волгоградского прозаика А. Данильченко.
Всемирная спиртолитическая: рассказ о том, как не должно быть. Правительство трезвости и реформ объявляет беспощадную борьбу с пьянством и наркоманией. Озабоченные алкогольной деградацией населения страны реформаторы объявляют Сухой закон. Повсеместно закрываются ликероводочные заводы, винно-водочные магазины и питейные заведения. Введен налог на пьянку. Пьяниц и наркоманов не берут на работу, поражают в избирательных правах. За коллективные распития в общественных местах людей приговаривают к длительным срокам заключения в ЛТП, высшей мере наказания — принудительной кодировке.
Действие этого многопланового романа охватывает период с конца XIX века и до сороковых годов нашего столетня, оно выходит за пределы дореволюционной Монголии и переносится то в Тибет, то в Китай, то в Россию. В центре романа жизнь арата Ширчина, прошедшего долгий и трудный путь от сироты батрака до лучшего скотовода страны.