Падение Келвина Уокера - [29]

— Теперь преобразим тебя.

— Что, и мне новый гардероб?

— Я понимаю, телевизионщикам нужно, чтобы ты всегда выглядел как ископаемый приказчик в выходном костюме, только мне этого не нужно.

Келвин раздумчиво сказал:

— Вообще-то нет необходимости, чтобы я выглядел одинаково для себя и на публику. Броский контраст может даже оказаться кстати — с точки зрения рекламы. Решено: обновляем мой гардероб.

Когда через час рука об руку они вышли из магазина, на Келвине были высокие сапоги, сизые рейтузы и жилет, черная визитка с латунными пуговицами и высоким воротником и синяя сорочка с лавандовым шейным платком. Приблизив губы к ее уху, он пробормотал:

— Видит бог, мне случалось любоваться собой, но впервые на меня можно любоваться со стороны. Разве это не замечательно, что на нас обращают внимание и любуются нами? Пойдем домой, скорее пойдем домой.

В любви ему были неведомы отзывчивость и партнерское взаимодействие Джека, но изъявляемые по сему случаю изумление, восторг и напор находили-таки отклик, особенно после обновления гардероба. Впрочем, все с таким вдохновением сделанные приобретения — духовные и материальные — почти незамедлительно и аккуратнейшим образом оприходовались. На следующее утро Джил проснулась в пять часов и увидела его в старом твидовом костюме: он бережно собирал с пола разбросанную одежду и старательно складывал ее, перемежая газетами. Он бранчливо сказал:

— Надо было купить хотя бы шкаф. Впредь будем аккуратнее раздеваться.

— Опомнись, Келвин!

— Нет, я понимаю, тебе естественно поддаваться порыву — ты женщина. Но я-то мужчина, кормилец, мне надлежит следить за порядком.

Он сел и углубился в изучение мебельных проспектов. Она накрылась с головой и заснула.

Утром он разбудил ее, опустив в головах поднос с чаем, гренками и яйцами в мешочек, и, пока она ела, он расхаживал взад и вперед по комнате.

— Ты, как выяснилось, права, — забавность входит важнейшей частью в современный интерьер, однако существует столько различных способов привнести в него это качество, что трудно держаться какой-то одной методы. Этот насует бесполезную дрянь среди нужных, хороших вещей. Другой измажет добротные, простые вещи яркими, кричащими красками. Я решил испытать третье средство.

— Какое же?

Он осклабился.

— Поручу тебе выбирать мебель.

— Мне?

— Да, тебе. У меня не получится обставить комнату в забавном стиле. Вместе с Ницше я воздаю должное смеху, но, к сожалению, юмора у меня в обрез.

К концу недели комната уже ничем не походила на прежнюю мастерскую. Стены и деревянные детали выкрасили в белый цвет, каминную стену обили зеленым бильярдным сукном. Пол был сплошь застлан оранжевым ковром, и вся обстановка либо сошла с красочных страниц воскресных приложений, либо пришла из дорогих антикварных лавок. Их уже меньше лихорадило, и, когда Келвин уходил на работу, Джил прилежно стирала пыль, прибиралась, ходила за продуктами и готовила обед. Ей очень нравилась домашняя возня, но времени на это уходило не так уж много, и она в основном читала романы и ждала, когда вернется Келвин и придумает что-нибудь новенькое. Она гадала, отчего интереснее проходили дни, когда она ничего не делала по дому и только ждала Джека. А потому, наверное, было интересно, что была полная неопределенность со временем. В ожидании Джека она могла читать и десять минут, и час, и все шесть часов подряд. С Келвином же у нее было четыре часа свободного времени по крайней мере пять дней в неделю. Книги, которые она обычно читала, стали казаться ей банальными и похожими одна на другую. Ее все больше завораживал успех Келвина. Возвращаясь домой, он всякий раз предъявлял ей очередное тому свидетельство.

Не премьер-министр, а Би-би-си свела его с лордом Хаверсэком. В один прекрасный день Гектор Маккеллар сказал:

— Я подсек для вас еще одну крупную рыбину. Последний магнат.

— Хаверсэк?

— Хаверсэк из Дича. Будете его потрошить в следующую пятницу. Берите свободные дни и готовьтесь дома.

— Насколько у меня будут развязаны руки?

— Насколько захотите. Друзей у него нет, только несколько нахлебников и уйма народу, благоразумно поддерживающих с ним отношения. Эти как раз будут ликовать, когда вы прищемите ему хвост. Хотя особо глубоко не копайте. Еще других замараете, и тогда Общее Мнение крепко даст нам по мозгам. Дайте нам столкновение личностей, не преступая закона о клевете. Оброните намек-другой. У него кто только не толчется на Ривьере.

Хаверсэк казался дряхлым подростком. К его лысому черепу был словно подвешен мешок, который сначала яростно мяли в руках, а потом, собранный складками, слабенько накачали воздухом. Произношение у него было столько же английское, сколько американское. Ростом он на пару дюймов уступал Дилану Джонсу, но общим впечатлением, считал Келвин, был на голову выше. В то самое утро, когда состоялось их интервью, общественность узнала, что благодаря переметнувшемуся союзнику сорвалась его самая головокружительно дерзкая финансовая операция, однако вечером и Келвин, и объектив камеры засвидетельствовали такую непринужденную живость, какую можно только пожелать и в случае победы.