Падение Иерусалима - [59]
— Это сам Тит, — сказал Итиэль. — Видите — перед ним императорский боевой знак.
Конники быстро приближались к городу, и в скором времени Мириам с её острым зрением уже различала отдельные части их доспехов и даже могла назвать масть коней. Она пристально вглядывалась в императорский эскорт, не без основания полагая, что среди сопровождающих должен быть и Марк. Может быть, этот воин с плюмажем и есть он? Или воин в пурпурном плаще? Или тот, что поскакал от боевого знака с каким-то поручением? Он там, она уверена, он там, — и всё же они не ближе друг к другу, чем тогда, когда их разделяло безбрежное море.
Разведывательный отряд римлян проезжал мимо Башни Женщин, когда крепостные ворота отворились и из них выбежали тысячи евреев, прятавшихся в прилегающих улицах и домах. Со свирепыми криками они прорвали узкую колонну конников и окружили обе разорванные части. Мириам хорошо видела, как падают с коней убитые. Императорский знак опустился, взмыл ввысь, вновь опустился и взмыл ввысь. Сражающиеся скрылись в облаке пыли, и Мириам боялась, что все римляне будут истреблены. Но нет, вот они вынырнули из облака пыли и ринулись обратно, хотя их число и уменьшилось. На всём скаку они прорвали кольцо окруживших их евреев и благополучно вернулись к своим. Однако Мириам не знала, кто из них погиб, а кто уцелел. Сердце у неё ныло от сильной тревоги, когда она спустилась с башни в катакомбы.
Глава ХV
ЧТО ПРОИСХОДИЛО В БАШНЕ
Миновало почти четыре месяца. Мировая история никогда не знала, а возможно, и не узнает более жестоких страданий, чем те, что перенесли за это время жители Иерусалима, евреи, укрывшиеся за его стенами. Отбросив все свои внутренние распри перед лицом столь грозной опасности, секты, хоть и слишком поздно, объединились и с неистовой яростью сражались против общего врага. Они делали всё, на что толкало их отчаяние. Вновь и вновь совершали вылазки, убивали тысячи римлян. Захватывали их стенобойные машины и катапульты. Подкапывались под большие деревянные башни, возведённые Титом около крепостных стен, и поджигали их. И всё время продолжали совершать вылазки. Тит занял третью стену и новый город Бецету. Занял и снёс вторую стену. Затем послал историка Иосифа, чтобы он уговорил евреев сдаться, но те с проклятиями забросали его камнями; война продолжалась.
Наконец, убедившись в безуспешности своих приступов, Тит решил прибегнуть к более надёжной и устрашающей тактике. Он приказал обнести первую, ещё не захваченную стену, Храм и крепости сплошным валом и стал ждать, пока голод сделает своё дело. В самом начале, ещё до того как обезумевшие, одержимые дьяволом секты принялись уничтожать друг друга и обирать мирный народ, в Иерусалиме были достаточные запасы продовольствия. Но секты безрассудно тратили всё, что у них имелось, а при случае сжигали запасы своих соперников, так что продовольствие, которого могло бы хватить на долгие месяцы, было уничтожено в оргиях безумного расточительства и разрушения. От былого изобилия почти ничего уже не осталось, и жители города умирали десятками, даже сотнями тысяч от голода.
Те, кого интересуют подробности этой длительной осады, кто хотел бы знать, какие лишения способны вынести человеческие существа и какие дикие поступки способны совершить от голода, могут прочитать обо всём этом в книге историка Иосифа. Повторять же их здесь нет никакого смысла, тем более что они поистине ужасны. Нет таких жестокостей, описанных в истории и изобретённых умом человеческим, которых не применяли бы голодные евреи по отношению к евреям, подозревавшимся в том, что они утаивают еду для себя и своих семей. Страшное пророчество сбывалось, матери пожирали собственных детей, дети вырывали последние кусочки хлеба изо рта умирающих родителей. И если такое происходило между людьми одной крови, то каким изощрённым пыткам подвергали друг друга незнакомцы. Город как будто обезумел под бременем жестокого, сверх сил человеческих, бедствия. Что ни день гибли тысячи людей, и тысячи бежали или пытались бежать к римлянам, которые ловили и распинали этих бедняг под крепостными стенами. В конце концов у них не осталось ни дерева для изготовления распятий, ни свободной земли, куда можно было бы их ставить.
Всё это — и многое другое — видела Мириам со своего наблюдательного поста на галерее покинутой башни. Она видела сотни мертвецов, валяющихся на улицах. Видела, как грабители вытаскивают людей из домов и пытают, чтобы узнать, не прячут ли они еду, а затем, так ничего и не выяснив, убивают мечами. Видела долину Кедрона и нижние склоны Масличной горы, усеянные распятыми пленными евреями, корчащимися в предсмертных муках, как некогда их Мессия. Она видела яростные приступы, ещё более яростные вылазки и кровавые ежедневные побоища. Теперь сердце Мириам раздирали такие сильные муки, что она, хотя и продолжала прятаться на башне, а не в тёмных катакомбах, долгими часами лежала ничком, заткнув пальцами уши, — только бы перестали терзать все эти жуткие зрелища и крики, полные невыносимого горя.
