Падение Губернатора. Часть 2 - [86]

Лилли вышла на сцену – в самый центр пыльной арены, где еще недавно мужчины и женщины сходились в смертельной битве на потеху зрителей, – поблагодарила всех за готовность прийти, в нескольких словах обрисовала их планы на будущее и наконец попросила всех на минуту склонить головы, чтобы почтить память погибших.

Затем она просто перечислила имена всех и каждого, кто погиб за последние месяцы в бесконечной борьбе за выживание.

Почти пять минут имена эхом взлетали в ярко-голубые небеса.

– Скотт Мун… Меган Лафферти… Джош Ли Хэмилтон… Цезарь Мартинес… Доктор Стивенс… Элис Уоррен… Брюс Купер… Гас Странк… Джим Стигел… Рэймонд Хильярд… Гейб Харрис… Руди Уорбертон… Остин Баллард…

Одно за другим Лилли сильным, звучным, полным почтения голосом называла имена и делала паузу после каждого из них, слушая, как ветер подхватывает их и уносит к самым дальним скамьям. Она помнила почти все наизусть и лишь несколько раз заглянула в зажатую во влажной руке шпаргалку, нацарапанную на каталожной карточке, чтобы не забыть ни одно из тех имен, которые она ни разу не слышала прежде. Наконец она дошла до последнего имени в списке и немного помедлила, прежде чем произнести его, боясь выдать свои чувства.

– Филип Блейк.

Это имя отдалось особенным эхом – призрачным, грубым – и несколько раз дрогнуло на ветру. Лилли обвела взглядом сидящих на трибуне за сетчатым ограждением зрителей и увидела, что большая часть склоненных голов поднялась. Глаза обратились к ней. На гоночный трек опустилась тишина. Лилли протяжно вздохнула и кивнула.

– Да смилостивится Господь над их душами, – сказала она.

Трибуны шепотом откликнулись, заключив эту молитву.

Лилли пригласила всех на арену для участия в последней стадии ритуала. Медленно, один за другим дети, старики и выжившие бойцы разномастной армии прошли сквозь ворота и вышли в центр круга. Лилли руководила работами.

Они повалили столб у кромки ринга и отцепили кандалы, которыми приковывали ходячих во время битв. Они расчистили вестибюли и проходы, убрали все обрывки одежды, разбросанные гильзы, сломанные биты и искореженные ножи, которые валялись повсюду. Они вытерли все лужи свернувшейся крови. Они подмели все подъезды, помыли стены и выбросили все свидетельства о боях в огромные мусорные контейнеры. Несколько парней даже спустились в катакомбы под треком и уничтожили всех ходячих, которые до сих пор были заперты в жутком чистилище. Лилли вдруг ощутила, что эта чистка гораздо глубже, чем казалось на первый взгляд.

Римский цирк теперь был закрыт – больше никаких гладиаторов и никаких боев, кроме всеобщей битвы за выживание.

Пока все работали, Лилли заметила еще кое-что удивительное. Сначала очень медленно, но все быстрее по мере расчистки арены настроение горожан начало подниматься. Люди весело болтали, шутили, вспоминали о былом и строили планы на будущее. Барбара Штерн предложила разбить на арене несколько грядок с овощами, ведь в местном магазине все еще были запасы пригодных для посадки семян, и Лилли сочла эту идею чертовски хорошей.

И на краткий миг – каким бы скоротечным он ни был – под теплым солнцем весеннего утра Джорджии люди показались ей почти счастливыми.

Почти.

К вечеру этого дня жизнь в новом Вудбери потекла своим чередом.

Юго-восточный и северный угол баррикады дополнительно укрепили, установили новое расписание дежурств – окрестные леса были относительно спокойны, – пересчитали и поровну распределили между жителями оставшиеся запасы топлива, питьевой воды и сухих припасов. Больше никакой бартерной системы, никакой политики и никаких вопросов. Еды и источников энергии было достаточно на несколько месяцев, и Лилли организовала в здании муниципалитета зал собраний, где она намеревалась проводить встречи своеобразного руководящего комитета из стариков и глав семейств, который должен был голосованием принимать решения по важнейшим вопросам.

Когда сгустились сумерки и стало прохладно, Лилли наконец решила отправиться домой. Поясница болела, ее до сих пор время от времени мучили спазмы, но голова была ясной как никогда.

Измотанная, но удивительно спокойная, она шла по пустынному тротуару в сторону своего дома и думала об Остине, думала о Джоше, думала об отце, как вдруг заметила на противоположной стороне улицы знакомую фигуру, несущую в руках брезентовый мешок, из которого на каменные плиты падали темные капли.

– Боб? – Лилли перешла улицу и с опаской приблизилась к Бобу, смотря на пропитавшийся кровью мешок. – Что это такое? Что происходит?

Боб остановился. Далекий прожектор едва освещал его исчерченное глубокими морщинами лицо.

– Ничего такого… Э-э… Видишь ли, я немного занят.

Он казался подозрительно взволнованным и смущенным. Бросив пить, он стал лучше следить за собой, и теперь его темные волосы были аккуратно убраны с обветренного лба и зачесаны назад. Вокруг усталых глаз собрались морщинки.

– Боб, я не хочу совать нос не в свое дело, – Лилли кивнула на мешок, – но я уже второй раз вижу, как ты тащишь какую-то мерзость через весь город. Наверное, я не имею права спрашивать, но это случайно не…

– Это не человек, Лилли, – перебил ее Боб. – Это просто мясо. Несу его со станции.