Падение Губернатора. Часть 2 - [72]

Лилли несколько раз выстрелила по группе ходячих, которая окружила ее. Пули прошли сквозь гнилые черепа, из пробитых затылков вырвались черные брызги. Вдруг сзади раздалось психопатическое бормотание Губернатора:

– ОТСТАВИТЬ ПАНИКУ! ОНИ НЕ МОГУТ… ОНИ НЕ МОГУТ ПОБЕДИТЬ… ЧЕРТ, ГДЕ ЖЕ… ЗАТКНИСЬ! СЛУШАЙ, МЫ МОЖЕМ… МЫ МОЖЕМ… ЗАТКНИСЬ НА ХРЕН! МЫ МОЖЕМ… ЗАБРАТЬСЯ ВНУТРЬ… РАСЧИСТИТЬ… МЫ СМОЖЕМ ЗАНОВО ОТСТРОИТЬ… НУЖНО ДЕРЖАТЬСЯ ВМЕСТЕ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! МЫ МОЖЕМ ПОБЕДИТЬ!..

По коже Лилли пробежали мурашки. На нее внезапно обрушилось удивительное спокойствие, шум и суета отошли на второй план и теперь казались ей низким фоновым гулом. Она вынула из ругера пустой магазин, вытащила новый из-за ремня, вставила его на место и передернула затвор. Затем она повернулась к Губернатору, который разговаривал с голосами в своей голове, стоя спиной к девушке.

У нее оставалось примерно шестьдесят секунд до приближения следующей группы ходячих.

Она не обращала внимания ни на что – ни на боль, ни на крики Остина, ни на страх, ни на суматоху битвы.

Тридцать секунд – и Губернатор повернется и увидит ее.

Она навела ствол ругера ему на затылок и затаила дыхание.

Пятнадцать секунд.

Она прицелилась.

Десять секунд.

Она выстрелила.

Удлиненная пуля двадцать калибра массой 40 гран вошла в затылок Губернатора, прорезала его мозг и вышла через глазницу, однако он, как ни странно, почти не почувствовал боли. Его единственный глаз вылетел из глазницы вместе с фонтаном кровавых брызг. Холодный ветер ворвался в пробитый сквозь голову тоннель.

В течение одного ужасного мгновения, как пациент на операционном столе нейрохирурга, который все понимает, пребывая в полубессознательном состоянии, он еще стоял на подгибающихся коленях спиной к своему убийце, не вполне осознавая, что смерть настигала его с неотвратимостью сияющего всеми огнями грузового поезда.

Прошла лишь доля секунды, и лобная доля, а за ней и весь мозг отключились и перестали посылать невольные сигналы центральной нервной системе, но этого времени оказалось достаточно, чтобы сведения о ранении зафиксировались в его голове, чтобы плохие новости распространились по всем мозговым долям, полушариям, центрам памяти и загадочным виткам и извилинам секретных уголков его больног разума. Голос зазвучал в голове с новой силой, и его новости были еще хуже тех, которые отправили его в небытие: Филип Блейк погиб еще год назад. Филип Блейк давно обратился прахом. Давно умер. Вся эра Губернатора была просто фикцией… просто обманом.

– Н-Н-Н-Н-НЕ-Е-Е-Е!!! – жутко заорал Губернатор, уже ничего не видя, но пытаясь в последний раз поспорить с голосом в своей голове и чувствуя, что тело его стало тяжелым, как туша слона, как туша умирающего слона, огромный вес которого вдруг обратился мертвым грузом.

Кусачие подминали его под себя, их скрюченные, как когти, пальцы тянулись к теплой, питательной плоти Губернатора. Низкий, как гудение реактивного двигателя, гул слабых стонов и отвратительных хрипов последним достиг слуховых нервов Губернатора. Шум стада ходячих окутал его и поглотил в себе внутренний голос, который все твердил страшную правду: «Он мертв… он давным-давно мертв… он уже в могиле… он погиб… умер… его больше нет!».

Губернатор едва почувствовал, как Лилли пнула его под копчик.

После этого удара Губернатор повалился на землю, единственная рука неловко, почти комично дернулась, как плавник выброшенной на берег рыбы, и он погрузился в прогнившую, иссохшую массу живых мертвецов. Кусачие тотчас схватили его негнущимися руками и впились зубами ему в кожу, и он провалился в небытие, улетев в ужасную темноту и успев лишь выкрикнуть в последний раз:

– ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ!

Его предсмертный вопль, пусть хриплый, пусть вялый, пусть слабый, услышал каждый в радиусе сотни футов.

– ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ! – взвизгнул он, и черные грязные зубы защелкали совсем рядом, прижав его к земле, и клыки разодрали его одежду и вонзились в слабые места кевларовой брони, пройдя сквозь швы. Кусачие потянулись к его обнаженной шее. Они потянулись к его руке и ногам. Они потянулись к его кровоточащим ранам, разгрызли глазную повязку, вкусили свежего мяса из пробитой глазницы. Они разодрали его нос и высосали всю ткань из носоглотки с напором свиней, которые взрывают землю в поисках трюфелей. Последняя искра жизни покинула Губернатора, когда кровь оросила атакующих крестильной водой и началась безумная трапеза, когда плоть отделили от кости, а тело разорвали на множество более мелких кусков… и последние призрачные проблески мозговой активности снова и снова повторяли одну и ту же фразу, как испорченная пластинка… «ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ…».

Через несколько секунд от него остались только бесформенные куски мяса и кровь…

…и бесконечный белый шум разума Брайана Блейка по завершении вещания.

Пока Лилли, содрогаясь от ужаса, пятилась от этого жуткого зрелища, опустив оба ругера, она поняла, что непредвиденные последствия пожирания Губернатора теми же самыми монстрами, которых он некогда использовал для развлечения горожан, дали выжившим крошечный шанс на спасение, ведь сотни ходячих отвернулись от них и устремились к теплой куче свежего мяса. Наступление захлебнулось. Мертвецы поспешили принять участие в безумной трапезе и урвать себе кусочек еще не успевших остыть человеческих останков.