Падение Гондолина - [13]

Весьма возликовали Туор и Воронвэ, обнаружив сии врата, однако ж, войдя внутрь, оказались в темном, петляющем, труднопроходимом туннеле, и долго брели, оступаясь, по каменным коридорам. Под сводами гуляло жуткое эхо; порою позади слышалась поступь бессчетных ног, так что Воронвэ убоялся и молвил: «Это гоблины Мелько, горные орки».

И друзья обращались в бегство, спотыкаясь в кромешном мраке о камни, пока не поняли, что это всего лишь обманные мороки подземелий. Казалось, Туор с Воронвэ бесконечно долго в страхе пробирались вперед на ощупь, но вот наконец вдалеке забрезжил тусклый блик, и, устремившись на этот свет, достигли странники врат сродни тем, через которые вошли, но только нимало не заросших. И вышли они наружу, и солнце ненадолго ослепило их, но тут зычно загудел гонг, и послышался лязг оружия, и се! – окружили их закованные в сталь воины. Но вот в глазах у путников прояснилось, и подняли они взгляд: ло! – стояли они у подножия крутых холмов, широким кольцом обступивших обширную равнину, а на равнине, не в точности посреди, но скорее ближе к тому месту, куда выводили врата, высился громадный холм с плоской вершиной, а на вершине той в утреннем свете красовался город.

И заговорил Воронвэ со стражами гондотлим, и поняли воины его слова, ибо то было сладостное наречие номов. Затем нарушил молчание и Туор и вопросил, где они и что за мужи в доспехах стоят вокруг, ибо в великом изумлении дивился он на доброе их оружие. И ответствовал ему один из воинов: «Мы несем стражу на выходе Пути Спасения. Возрадуйтесь же, что отыскали его, ибо вот перед вами Град Семи Имен, где обретают надежду все, кто борется с Мелько».

И произнес тогда Туор: «Что же это за имена?»

И ответил предводитель стражи: «Так говорится, и так поется: “Гондобар зовусь я и Гондотлимбар, Град Камня и Град Живущих в Камне, Гондолин, Камень Песни, и Гварэстрин именуюсь я, Башня Стражи, Гар Турион, или Потаенное Убежище, ибо сокрыт я от глаз Мелько; но те, кто любят меня великой любовью, зовут меня Лот, ибо я подобен цветку, я – Лотэнгриол, что цветет на равнине”. Однако ж, – добавил страж, – в обычной речи чаще именуем и называем мы город Гондолином». Тогда рек Воронвэ: «Отведи нас туда, ибо нам весьма хотелось бы попасть внутрь», – и прибавил Туор, что всем сердцем жаждет пройти по улицам столь прекрасного города.

И ответствовал предводитель отряда, что самим им должно оставаться здесь, ибо до окончания месячного срока их стражи еще много дней, но Воронвэ с Туором вольны отправиться дальше, к Гондолину, более того, провожатый им не понадобится, ибо: «Ло, прекрасный сей город виден как на ладони: башни его пронзают небесный свод над Холмом Бдения посреди долины». И зашагали Туор с Воронвэ по равнине, на диво плоской и гладкой: тут и там среди зеленой травы попадались разве что круглые гладкие валуны, да озерца поблескивали в каменных чашах. Много красивых троп пролегло через ту равнину; путники шли не спеша и к вечеру достигли подножия Холма Бдения (что на языке нолдоли зовется Амон Гварет). И начали они подниматься по витым лестницам, что вели к городским вратам; никто не мог добраться до города иначе как пешим, на глазах у тех, кто наблюдал со стен. Когда же последний солнечный луч позолотил западные врата, взошли Туор с Воронвэ на самый верх длинной лестницы; и взирало на них с бастионов и башен множество глаз.

А Туор глядел на каменные стены, и на вознесенные ввысь башни, и на блистающие шпили города; глядел на лестницы из камня и мрамора, с изящными балюстрадами, овеваемые прохладой – ибо на равнину от фонтанов холма Амон Гварет сбегали нити водопадов; и шел он, словно во власти грезы, ниспосланной Богами, ибо не думал он и не гадал, что такое может привидеться человеку в снах, столь поразило его величие Гондолина.

Так дошли они до врат, Туор – в изумлении, а Воронвэ – в великой радости оттого, что, бросив вызов многим опасностям, он и Туора привел сюда по воле Улмо, и сам навеки сбросил ярмо Мелько. И хотя ненависть Воронвэ меньше не стала, его уже не сковывал неодолимый страх пред Лукавым (и воистину, Мелько наводил на нолдоли чары бездонного ужаса, так что даже когда находились они далеко от Преисподних Железа, мнилось им, будто Моргот рядом, и трепетали сердца их, и не осмеливались бежать они, даже когда могли, и на это Мелько зачастую и полагался.)

И вот выходит из врат Гондолина толпа, и обступает, дивясь, этих двоих, ликуя, что еще один из числа нолдоли бежал сюда от Мелько, и изумляясь росту и могучей стати Туора, его тяжелому копью с наконечником из рыбьей кости и его огромной арфе. Был он суров и обветрен, с нечесаными кудрями, и облачен в медвежьи шкуры. И записано в книгах, будто в те времена отцы отцов людей были ниже, чем люди ныне, а дети Эльфинесса – выше, однако ж Туор превосходил ростом всех там собравшихся. Воистину не сутулились гондотлим, в отличие от иных своих злополучных родичей, что без отдыха трудились на Мелько в шахтах и у наковален; но были они изящны, и хрупки, и очень гибки, и легконоги, и дивно красивы; нежны и печальны – уста их, а в очах трепетала радость, готовая излиться слезами; ибо в те времена номы были изгнанниками в сердце своем, и томила их тоска по былому, древнему дому, и не гасла. Но судьба и неутолимая жажда знания некогда погнали их в дальние дали, и теперь Мелько взял их в осаду, и приходилось им обустраивать здешнее свое обиталище с любовью и тщанием, дабы сделать его сколь возможно прекраснее.