Падение Берлина, 1945 - [199]
Однако научное оборудование оказалось не таким сговорчивым, как его создатели. Большинство приборов и станков, привезенных в Москву, так и осталось невостребованным по причине того, что работа с ними нуждалась еще и в соответствующей технологической подготовке местных инженеров. По признанию одного из советских ученых, мобилизованного на работу по снятию оборудования с берлинских предприятий, социалистическая система была не способна переварить все, что оказалось в ее руках, несмотря на то что в распоряжение СССР попала практически вся технологическая инфраструктура другого государства[942].
Большая часть работы по снятию оборудования протекала в хаосе. Этот процесс угрожал и самим советским солдатам. Военнослужащие, которые натыкались на запасы метилового спирта, не только пробовали его сами, но и делились с товарищами. Содержимое мастерских выносилось на улицу рабочими бригадами, состоящими в основном из немецких женщин, и оставлялось на открытом воздухе. В результате этого оно быстро ржавело. Когда же оборудование наконец переправлялось в Советский Союз, то найти там ему применение было достаточно тяжело. Сталинские надежды на успех индустриальной экспроприации оказались тщетными. В общем и целом отношение Красной Армии к германской собственности оказалось совершенно нерациональным. Бывшие французские военнопленные были чрезвычайно удивлены тому, как красноармейцы "систематически разрушали промышленное оборудование, которое при надлежащем ремонте могло бы еще принести много пользы"[943]. Очень много ценного и полезного было навсегда потеряно в советской зоне оккупации Германии[944].
Разграбление личного имущества немецких граждан продолжалось практически с той же интенсивностью, с какой оно происходило в Восточной Пруссии. Однако грабеж стал приобретать несколько экзотические формы. Советские генералы вели себя словно восточные паши, Василий Гроссман имел возможность наблюдать за одним корпусным командиром из армии Чуйкова в самые последние дни сражения. По его свидетельству, этого генерала постоянно сопровождали два адъютанта, а также попугай и павлин[945]. В своем блокноте Гроссман записал, что на командном пункте генерала было всегда весело.
Самые роскошные предметы доставались, естественно, генералам. Их подчиненные считали за честь отобрать в захваченном дворце или усадьбе какой-нибудь подарок для своего непосредственного начальства. Так, Жукову была вручена пара охотничьих ружей "Holland & Holland"[946]. Позднее именно они фигурировали в документах, подготовленных Абакумовым для дискредитации маршала. Причем в них число этих ружей было уже завышено до двадцати единиц. Несомненно, все это дело могло быть инициировано только с согласия самого Сталина.
Простые красноармейцы также не теряли времени зря. Военнослужащие женского пола старались захватить с собой домой что-нибудь из приданого немецких "Гретхен". Они все еще не теряли надежды выйти замуж в стране, где существовал острый недостаток мужчин. Женатые солдаты занимались сбором одежды для своих родных, при этом также осматривая сундуки различных "фрау". Следует отметить, что подобного рода подарки вызывали у них дома нездоровую ревность. Многие жены фронтовиков были убеждены, что немецкие женщины соблазняли в Германии их дорогих мужей.
Однако внимание большинства военнослужащих сконцентрировалось на предметах, которые могли пригодиться для ремонта и восстановления домашнего хозяйства. Их нисколько не смущал тот факт, что вес таких вещей намного превышал установленный лимит для посылок в пять килограммов. Один из советских офицеров рассказывал писателю Симонову, что его подчиненные вынимали из зданий оконные рамы, перекладывали их деревянными рейками, оборачивали проволокой и в таком виде посылали на родину. Ему запомнилась сцена, происходившая на пункте приема солдатских посылок. Один из бойцов долго уговаривал почтальона взять его превышающую стандартные размеры посылку. На все возражения у него был один железный аргумент — немцы разрушили его дом. Солдат кричал, что если почтальон не отправит его посылку, то зачем он вообще тогда здесь нужен[947].
Многие приносили на почту мешки с гвоздями. Кто-то принес даже пилу, свернутую в кольцо. Работник приемного пункта сказал этому бойцу, что тот мог хотя бы ее во что-нибудь завернуть. Солдат без лишних рассуждений отметил, что на это у него не было времени, он только что прибыл с передовой. На вопрос, куда же ее следует посылать, боец указал на пилу и сказал, что там все написано. Адрес был вычерчен им прямо на зубчатом лезвии.
