Падение Адама - [6]

Не принимая во внимание финансовую сторону предприятия, Лайла перечислила все необходимое ей оборудование. Пока доктор утрясал эти вопросы и договаривался насчет частного самолета до другого острова, Лайла поймала такси у дверей госпиталя и резво принялась за покупки. Она тратила без счета: соответствующая экипировка — немаловажное дело в этом непривычном климате.

Когда она приземлилась на Мауи, ее стройную фигуру обтягивал цветастый саронг, а ноги вместо ботинок удобно покоились в сандалиях. Затенив широкополой соломенной шляпой глаза, она разыскивала обещанную арендованную машину.

Устроившись за рулем с картой в руке, она отправилась в тропическое убежище Адама Кэйвано. Вскоре главное шоссе сузилось до размеров неширокой дороги, а та в конце концов превратилась в проселочную, которую Лайла неизменно проклинала на каждом вираже или рытвине.

Дорога извивалась вверх по горам, покрытым такой роскошной зеленью, что Лайле оставалось только восхищаться богатством незнакомой флоры.

Обширное великолепное имение в конце серпантина совершенно ошеломило ее. Понятно, что особняк Адама Кэйвано не мог не соответствовать мировым стандартам загородной архитектуры, но увиденное превзошло все ожидания. Этот был просто из ряда вон.

Волоча свой нелегкий багаж по дорожке из лавы, Лайла наконец добрела до громадного парадного входа из матового витражного стекла и нажала на кнопку звонка. Мгновение спустя дверь распахнулась. Сначала Лайле показалось, что здесь нет ни одной живой души, но, опустив глаза, она увидела крошечного азиата, чья голова едва доставала ей до пояса.

— Кто вы?

— Я маленький Бо Пип. Я потерял своего барашка и свои шарики. Иначе меня бы здесь не было. — Ему показалось это жутко смешным, и он согнулся пополам от хохота. — Вы Райра?

Лайла засмеялась.

— Да, я. А тебя как зовут?

— Пит.

— Пит! Я ожидала чего-то более восточного.

— Доктор звонил. Сказал, вы приедете. Внутрь, внутрь.

С невероятной для коротышки легкостью он поднял ее чемодан и кивнул в глубь великолепного зала, пол которого был выложен в шахматном порядке белым и черным мрамором.

Она нагнулась и шепнула Питу:

— Больной в курсе?

Его широкая улыбка исчезла. Все было ясно без слов.

— Ну и где он?

Пит скосил свои черные глаза в сторону галереи наверху.

— Там?

Он солидно кивнул.

— Что, ж, ничего не поделаешь, — проворчала она.

Мысленно собравшись, она поднялась на широкую лестничную площадку. У первой двери наверху остановилась и вопросительно посмотрела вниз, на Пита. Тот отрицательно помотал головой и несколько раз ткнул указательным пальцем на другую дверь. Лайла прошла дальше, повторив процедуру, и не успела она среагировать на его утвердительный кивок, как он тотчас развернулся и стремглав скрылся в другой части дома.

— Цыпленок, — позвала она тихо.

Ее твердый стук в дверь был встречен воплем:

— Убирайся отсюда!

Лайла постучала опять.

— Пошел отсюда, черт побери, ты что глухой?! Не надо мне никакого сока, никакой пепси! Я не хочу ничего, черт побери! Оставь меня в покое!

Лайла распахнула дверь.

— Ничего себе, приемчик.

Адам открыл от изумления рот. Наконец, убедившись, что он не грезит и это не кошмарный сон, обреченно уронил голову на подушку и невесело хохотнул:

— О Боже, я, кажется, здорово согрешил, раз оказался в таком аду.

— Привет и вам.

Шлепая подошвами новых сандалий по глазированному полу, Лайла направилась к больничной койке и остановилась у изголовья, не лишая воинствующего пациента удовольствия осмотреть себя с ног до головы.

Усмехнувшись, Адам с издевкой сказал:

— У большинства женщин хватает вкуса не вешать себе на уши салат-бар.

Лайла тряхнула головой, побренькивая гроздью пластмассовых фруктов, которые она купила в одной лавчонке для туристов в Гонолулу.

— Я нашла эти сережки прелестными.

— Превосходный костюм, но канун Дня Всех Святых уже миновал.

Усилием воли Лайла удержалась от язвительного ответа. Вместо этого она закрыла глаза и, сосчитав до десяти, пробормотала:

— Все-таки я оказалась права. Это действительно прескверная затея.

2

— Какого черта ты тут делаешь?

— Навещать больных друзей — одна из моих добродетелей.

— Это у тебя-то добродетели! Сомневаюсь даже, есть ли у тебя друзья. Но и в этом случае, вряд ли у тебя когда-либо возникает желание навещать их.

Она поцокала языком:

— Боже мой, да мы сегодня не в духе.

Адам насупил свои темные брови и рассвирепел.

— Настроение отвратительное, и не без основания, — прорычал он. — Столетняя война по сравнению с моими последними двумя неделями просто праздник. Я находился в руках безграмотных шарлатанов, которые, на все мои вопросы тупо твердили одно и тоже: «Надо подождать и посмотреть, надо подождать и посмотреть.» Я оказался беспомощной жертвой деспотичных медсестер, которые, наслаждаясь безграничной властью надо мною, пихали меня, втыкали трубки в отверстия, о которых я и представления не имел, и кормили меня отбросами, там, где еще не утрачена чувствительность, меня беспрестанно мучила невыносимая боль. Не сомневаюсь, что у меня вся спина в пролежнях и, определенно, волдырь на языке. — Он остановился, чтобы перевести дыхание. — Мало этого, еще и ты тут объявилась, что побуждает меня вновь задать свой вопрос. Какого черта ты тут делаешь?