Падди Кларк в школе и дома - [67]

— Не знаю, сэр.

— Ты уснул.

— Да, сэр.

— Уснул на уроке.

— Да, сэр. Я не помню, сэр.

— Ты ночью выспался?

— Да, сэр. Проснулся рано.

— Проснулся, значит, рано.

— Да, сэр. С первыми петухами.

— Это раненько.

— Да, сэр.

— Зубы болят?

— Нет, сэр, ноги.

— Матери скажи.

— Да, сэр.

— Возвращайся в класс, назавтра выучишь то, что пропустил.

— Да, сэр.

В класс возвращаться не хочу. Побаиваюсь. Накрыли меня и поджидают. Я один. До сих пор вялый, усталый. И глупо донельзя. Картинка не складывается.

Но ничего не случилось. Ну, постучал в дверь. Хенно бродит по классу. Вот Лайам у окна, вот Злюк Кэссиди. Вот Хенно шагает туда-обратно по рядам. Он без единого слова кивнул: садись. Я побрёл за парту. Никто не смотрел на меня прямо. Ни ухмылок, ни тычков, ни единой записочки на парте. Наверное, решили, что я болен, и очень серьёзно. В честь чего бы Хенно меня не отдубасил, а чуть ли не на руках из класса вынес? Они смотрели на меня, как будто бы ждали, что я опять вырублюсь. Молчали все, даже Кевин.

Но всё-таки я глупо себя чувствовал.

Как же я хотел спать! Дотерпеть до дома — и уснуть. Уснуть, проснуться и во сне сознавать, что спишь.

Весь остаток дня Хенно спрашивал меня, только когда я поднимал руку. Никого не подлавливал, никого не лупил. Все понимали, что это из-за меня.

— Как называется северный тропик?

Я знал. Поднял руку, поставив её на другую руку.

— Сэр, сэр.

— Патрик Кларк!

— Тропик Рака, сэр.

— Хорошо.

Прозвенел звонок.

— Не вставать!.. Первый ряд, подъём!

Все ждали меня у ворот. Не толпились, не становились кружочком. Притворялись, что не ждут. Чего-то от меня хотели.

Не нравилось мне всё это.

— Мистер Кларк? — В дверях стоял Хенно.

— Да, сэр?

— Подите сюда.

Я подошёл, поражаясь тому, что совсем не волнуюсь.

— А вы все — по домам, по домам.

Отступил, пропустил меня, дверь закрывать не стал. Шагнул назад и уселся на парту.

Хенно выдавил улыбку и сразу же посерьёзнел.

— Как самочувствие?

Теряюсь в догадках, что отвечать.

— Полегче?

— Да, сэр.

— Что же с тобой стряслось?

— Я, сэр, не знаю. Я — уснул…

— Устал?

— Да, сэр.

— Ночью не спалось?

— Да, сэр. Я рано проснулся.

Хенно наклонился ко мне, положив руки на колени.

— Всё в порядке?

— Да, сэр.

— А дома?

— Да, сэр.

— Отлично. Ступай.

— Да, сэр. Спасибо, сэр.

— Спроси у одноклассников, что задано, и к завтрашнему дню сделай.

— Да, сэр. Дверь закрыть?

— Да-да. Молодец.

Дверь не попадала в проём, потому что рассохлась. Я с силой потянул ручку Со скрипом дверь возвратилась на своё место.

Весь класс стоял за воротами и притворялся, что совсем меня не ждёт. Все хотели быть рядом, я понимал это, и мне нисколько не легчало. Должно бы полегчать, а не легчало. Я знал, почему они не хотели меня бросать: чтоб не пропустить интересного зрелища, чтоб гордо бежать за помощью. Чтоб спасти мне жизнь. И даже не подозревали, в чём тут дело.

— А что я пропустил?

Прямо соревнование: кто скорее сбросит с плеч ранец.

Сопляки всё-таки, какие сопляки. Чарлза Ливи там не было. И Дэвида Герахти не было. Наверное, пошёл прямо домой, выпить таблетки или что-нибудь такое. Остальные вытаскивают дневники, суют мне. Вынув собственный дневник, я сел под стену, привалившись головой к оградке. Дневник взял у Кевина, пусть погордится, дурачок.

Чарлзу Ливи было на всё плевать. Он один понимал, что случилось: что я заснул. Он гулял с вечера до утра. Слушал своих папаню с маманей и будто не слышал. Говорил «пизда» и «ебаный». Отбивал макушкой невидимый мяч.

За мной следили день напролёт. Я немного потряс рукой, изображая судорогу, потом плюнул. Удовольствия никакого. Вот все со мной, и радости от этого ни грамма. Я один.

Не так-то много и пропустил.

Тут я почувствовал, что хочу побыть с Синдбадом. Смешно.

— Фрэнсис, хочешь печеньица?

Печенье, всего лишь печенье. Я тоже хотел печенья, но сначала угощу брата. Сую ему печенье, а он даже не смотрит.

Я схватил мелкого за шиворот.

— Открывай пасть!

Поганец сжал губы в почти не заметную ниточку и морально приготовился к смерти от удушения печенькой.

— Открывай пасть!

Я потыкал ему печеньем в рожу.

— Смотри, вкусно.

Мелкий крепко зажмурился. Я взял печенину в одну руку, его тупую башку в другую и стал запихивать печенье в закрытый рот, и пихал, и пихал, пока печенье не раскрошилось. Рулет с инжирной начинкой.

— Да разуй глаза, это же печенье! Печенье… было…

Зажмурился. Гад.

— Инжирный рулет…

Я собирал с пола крошки.

— Смотри, я же ем!

Я любил начинку — сладкую, с мелкими хрустящими косточками. Бисквит раскрошился. Даже крупных крошек не осталось.

Сжал рот, зажмурил гляделки. Уши заткнуть нечем, но каким-то способом он их тоже зажал, честное слово.

— Я всё съел! — сказал я самым убедительным тоном, — И не отравился, видишь?

Я поднял руки.

— Смотри.

Я пустился в пляс.

— Смотри.

Я замер.

— Фрэнсис, я живой.

Он вообще дышит?! Не заметно. Щёки горят, под глазами проявились белые пятна. Какоё. В сознание не приходит брату назло. Мелькнула мысль прописать ему дохлой ноги — он это заслужил, но не стал связываться и просто врезал пенделя. Прямо в лодыжку. Нога моя отскочила. По крайней мере, звук удара он услышал: губы надул. Так и подмывало ещё разок его угостить, но я удержался.