Падди Кларк в школе и дома - [47]

— Патрик?

Молчу.

— Щекотно тебе, что ли?

Я сдерживал смех, как ненормальный.

Эйдан — гениальный комментатор. Перед матчем нужно сообщить ему, за кого из настоящих футболистов играем. Мы играли на дороге, потому что плакало наше футбольное поле, сделав ворота на обеих обочинах. Нас восемь человек; играем четверо на четверо. У кого оказывается мяч, когда проезжает машина, пробивает пенальти (естественно, когда машина уедет). Если решил рискнуть, а водитель гудит и ругается, то гол (в случае, если гол забит) не засчитывается. Нельзя вести мяч вдоль поребрика. Всё, что выше столба, считается выше верхней планки.

Я играю за Джорджа Беста.

Кевин болел не за «Манчестер Юнайтед», а за «Лидс». Раньше болел за Юнайтед, а потом стал подражать брату, помешанному на «Лидсе».

Настала Кевинова очередь выбирать.

— Эдди Грэй, — бросил он.

Эдди Грэем быть никто не хотел. Иэн Макэвой болел за «Лидс», но играл непременно за Джонни Джайлза. Однажды, когда Кевин болел, Иэн Макэвой выбрал Эдди Грэя.

— А почему не Джонни Джайлза?

— Ну-у…

Уел-таки я Иэна Макэвоя.

Четверо из нас болело за Манчестер Юнайтед и все хотели быть Джорджем Бестом. А из Синдбада делали Нобби Стайлза, так что он плюнул на Юнайтед и переметнулся к Ливерпулю. Впрочем, мелкому, было всё равно, за кого болеть. Было время, когда я чуть е переметнулся к Лидсу, но душа не вынесла. Все посмеивались, что это я Кевина боюсь, но на самом деле, я просто любил Джорджа Беста.

Кевин брал четыре палочки от эскимо, разламывал одну, и каждый болельщик Юнайтед брал по палочке. Кому достанется сломанная, тому первому выбирать игрока.

Сломанная палочка попалась Эйдану.

— Бобби Чарлтон, — выбрал он, догадываясь, что с ним станется, если он выберет Джорджа Беста. Я его изуродую. Судьи-то не было. Делай что хочешь, хоть лупи своего однокомандника. Эйдана я отколотил бы запросто. Дрался он хорошо, но драк не любил. Всегда ослаблял хватку, прежде чем дашь ему сдачи как следует. Ну, и огребал за это.

Кевин выбросил одну длинную палочку. Теперь сломанная досталась мне.

— Джордж Бест.

Лайам стал Дэнисом Лоу, а выбрал бы сломанную палочку — играл бы за Джорджа Беста, и ничего бы я с ним не сделал. Он был не то, что Эйдан, с ним я ни разу не дрался. В нём появилось что-то победительное. И не то, чтобы Лайам был крупнее, сильнее. Просто в нём что-то появилось. Раньше такого за ним не замечали. Он и сейчас-то был не великан, а совсем недавно — вообще малявка. Но вот глаза изменились. Абсолютно тусклые. Когда братья были рядом, друг возле друга, легко было видеть в них всё тех же Лайама с Эйданом: маленьких, смешных, печальных и славных. Мы и дружили-то с ними потому, что их ненавидели; лучше ненавистные союзники, чем ненавистные враги. Я был опрятней их, толковей их, во всём их лучше. А по отдельности братья оказались разные. Эйдан не дорос пока, какой-то был недоделанный. А Лайам становился опасен. Похожими они казались, только стоя рядом. Встретишь сперва одного, потом другого — в жизни не додумаешься, что два брата. Но друг без друга они не ходили, хотя близнецами не были. Лайам был старше Эйдана. Оба они болели за «Юнайтед».

— Так им дешевле, — острил Иэн Макэвой, когда братьев рядом не было.

— Игра вот-вот начнётся, — сказал Эйдан комментаторским голосом.

Я, Эйдан, Иэн Макэвой и Синдбад играли против Кевина, Лайама, Эдварда Свонвика и Джеймса О'Кифа. Раз нам достался Синдбад, мы получали два гола форы, ведь мелкий был много младше нас. Если в команде Синдбад, выигрыш обеспечен. Мы все думали, что из-за форы. Ничего подобного. Один матч мы выиграли со счётом семьдесят три: шестьдесят семь, и выиграли потому, что Синдбад — классный футболист. Однако мы на это плевали, а играли с ним, с мелочью пузатой, лишь потому, что он был мне младший братишка. У Синдбада был дар к обводу. Я и не догадывался, пока мистер О'Киф, Джеймса О'Кифа папаня, мне не объяснил.

— Для футболиста очень важен центр тяжести, а этот юноша прекрасно держит равновесие, — объяснял мистер О'Киф.

Я не сводил глаз с Синдбада. Это был всего-навсего мой младший братишка. Я ненавидел его. Он никогда не вытирал нос. Он ревел. Он мочился в постель. Он не жрал ничего за обедом. Он носил очки с чёрным стёклышком. Он бежал за мячом, как никто другой не бежал. Все прочие ждали, пока мяч сам к ним подлетит. А мой брат бежал и всех расталкивал, будьте покойны. Он блистал, и, в отличие от других хороших футболистов, был скромный. Наблюдать за ним было как-то жутковато: и здорово, и так бы и прикончил поганца. Гордиться младшим братом — ещё недоставало.

Ещё не началась игра, а у нас уже два- ноль.

— Капитаны, пожмите друг другу руки.

Я пожал руку Кевину изо всех сил. Он меня тоже не пощадил. Мы играли за Северную Ирландию, Кевин — за Шотландию. Бобби Чарлтон играл за Северную Ирландию, просто потому, что однажды ездил туда на каникулы.

— Шотландия начинает.

Играли быстро: это вам не по травке гонять, да и к тому же дорога неширокая. Мы сбивались в плотную кучку. Ворота были заперты, и удар мяча в ворота означал гол. Около половины голов забили сами же вратари. Мы хотели поменять правила, но тут заспорили вратари: какой смысл ловить мячи, если не позволяется их забивать? В ворота становились бесполезные игроки, но нельзя же и совсем без вратаря. Однажды Джеймс О'Киф, который вообще-то играл хуже нас всех, в очередной раз изображая голкипера, так пнул мяч из собственных ворот, что забил неплохой гол в ворота противника. Однако мяч отскочил, перекатился через улицу и влетел в его же собственные ворота. Джеймс О'Киф забил два гола одновременно: и противнику, и себе.