Падает вверх - [12]

— Неужели тележка так тяжела? — спросил Платон Григорьевич.

— Она налита свинцом, Платон Григорьевич. Приходится возить за собой лишнюю тяжесть, но что поделаешь… Иду на посадку! — громко сказал он в микрофон, и тень горы накрыла самолет. Только там, куда попадал луч сильного прожектора, укрепленного над фонарем, были видны скалы, но вот раскрылось бездонное окно в глубь горы, и самолет плавно вошел в него, и побежали вдоль стен такие знакомые Платону Григорьевичу цепочки сияющих ламп.

ТАИНСТВЕННОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

В те далекие времена, когда поверхность Луны была еще достаточно пластичной, нередко случалось, что раскаленные вулканические газы в поисках выхода пробивали себе путь в толще гор. Иногда это были прямые, как жерло орудия, вертикальные колодцы, иногда искривленные зигзагообразные коридоры, отшлифованные каменными осколками, оплавленные глубинным жаром. В одной из таких разветвленных пещер и обосновалась исследовательская группа Могикана.

Пройдя вслед за Ушаковым через три или четыре бункера с постепенно повышающимся внешним давлением, Платон Григорьевич попал в узкий коридор явно искусственного происхождения. Коридор был строго прямоугольный, а не овальный, как до сих пор. На равных расстояниях друг от друга светились какие-то указатели. Ушаков остановился и, внимательно посмотрев на показания круглого вмонтированного прямо в стену прибора, поднял прозрачный щиток своего шлема. Платон Григорьевич последовал его примеру.

— Что за прибор? — спросил он.

— Не узнали? Барометр-анероид… Здесь всегда семьсот шестьдесят миллиметров ртутного столба, если все системы работают нормально.

Блестящая дверь из дюраля, на черной табличке — надпись: «Лаборатория химии Луны». Ушаков нажал на ручку двери, распахнул ее.

— Входите, Платон Григорьевич, — сказал он.

— Да полно, на Луне ли мы? — спросил, смеясь, Платон Григорьевич. — Если бы не ощущение необычной легкости во всем теле, ни за что не поверил бы… Но зачем табличка? Табличка на двери зачем?

— Дмитрий — человек со странностями. Педантичен до смешного.

— Он по образованию химик?

— Химик-аналитик.

— Тогда это понятно. Чистоплотность и педантичность Чугаева вошла в поговорку даже среди врачей.

Лаборатория химии Луны помещалась в просторной естественной пещере. При свете электрических ламп потолок пещеры, уходящий стрельчатой аркой куда-то далеко вверх, отливал нежно блекло-зеленым; темно-красные прожилки камня, сплетаясь на стенах, походили на прихотливый, продуманный орнамент. Внизу стояли столы, самые обыкновенные земные лабораторные столы, на полочках банки с реактивами и стекло, масса стекла… Здесь, должно быть, работало немало народу. Платон Григорьевич насчитал двадцать рабочих мест. Но сейчас комната была пуста. Ушаков приоткрыл маленькую дверь в соседнюю комнату и позвал:

— Дмитрий! Ты здесь? — и, обернувшись к Платону Григорьевичу, сказал удивленно: — Никого!

И вдруг под сводами лаборатории глухо зарокотал звонок.

— Это аврал! — обеспокоенно сказал Ушаков. — У них что-то случилось. Скорее, Платон Григорьевич, пройдемте в комнату связи.

Они вновь вышли в узкий проход, Ушаков тщательно закрыл за собой дверь. Завернув за угол, они сразу же столкнулись с низкорослым человеком в скафандре.

— Дмитрий! А мы тебя ищем! Что у тебя случилось?

— Потом, потом, — сказал Дмитрий. — Пройдите в мой кабинет. Поверь, Полковник, нет ни секунды времени.

— Придется вернуться, — сказал Полковник. — Начальство не в себе… Что же у них могло произойти?

— Здесь такая тишина, такой покой, что кажется ничего и не может произойти, — сказал Платон Григорьевич, когда они расположились в маленькой комнатке, примыкавшей к лаборатории.

— Это не совсем так, — сказал Полковник. — Конечно, здесь относительно тихо, но у Дмитрия главное хозяйство снаружи, в кратере Колумба. Там у них своеобразный «полигон» для практического испытания всего того, что рождается в этой лаборатории.

— Я думал, что они попросту изучают состав лунных пород, определяют, из чего они состоят, чем отличаются от земных…

— Нет, Платон Григорьевич, вы ошибаетесь. Дмитрий самый большой фантазер, какого я когда-либо встречал.

— А как же его педантичность?

— Она-то и придает его мечтаниям неотразимый оттенок реальности, достижимости. Он задумал сделать Луну пригодной для жизни. Создать, так сказать, «филиал Земли».

— Он и сейчас неплохо устроился, — заметил Платон Григорьевич.

— Это только начало. Оказывается, Платон Григорьевич, атмосфера вокруг Луны — дело в принципе возможное…

— Эта теория вашего Дмитрия как-то связана с устройством компенсатора, с вашими достижениями в области тяготения?

— Да, связана, — коротко подтвердил Ушаков. — Но что же у них такое?

Под сводами лаборатории раздался шум. Один за другим входили люди, люди в самой обычной земной одежде, подходили к Ушакову, здоровались с ним.

— Ну, как там на Земле? — спрашивали они Ушакова. — По радио передавали: дожди у вас там.

— Не было дождя, — сказал Платон Григорьевич.

— Нет, дождь был, — ответил Ушаков.

— Ну как же? Никакого дождя…

— Их не база интересует, а Москва, а в Москве был дождь, и сильный, — сказал Ушаков.