Падает тропическая ночь - [42]

И всюду царила радость, и труд, конечно, но труд, исполненный надежды, ты меня понимаешь, ведь в Аргентине произошло примерно то же. Поэтому, говорит Сильвия, мальчик отчасти продукт той эпохи, нынешние ребята не такие, ему уже двадцать семь и довелось застать лучшие времена, в душе он верит, что в будущем все наладится, помнит уют домашнего очага и потому, думаю, не теряет надежды завести свой собственный.

Ну, а с отцом вышло ужасно, он умер от скоротечной болезни, и все пошло вкривь да вкось. Мальчик был подростком, самый деликатный возраст, когда понес эту утрату. А потом — подумай только, мать пустила в дом какого-то типа, и тот занял отцово место. Видно, горе ее было велико, а тут еще началась засуха, имение осталось без пеонов, она потеряла работу кухарки, и пришлось пустить в дом этого человека, он был вроде каменщик, в общем строитель, а ребята помаленьку разъехались в поисках работы, кто куда, ведь засуха лютовала, но хуже всего то, что отчим оказался типом никудышным, их он не трогал, зато требовал тишины, не давал включать радио и ничего такого, в восемь вечера ложился спать, и кругом должно было царить полное безмолвие. А с ребятами даже не разговаривал, не желал ни доброго утра, ни доброй ночи.

Зато с матерью вел себя хуже злой собаки, дети подозревали, что, может, даже бил ее, не раз они, возвращаясь домой, видели на полу осколки — отчим бросал вещи об стену, чтобы разрядить нервы! — и заставали мать в слезах, и она всегда прикрывала спину, именно по ней обычно дубасят жен эти гады, сказал мне мальчик. По его словам, соседи думали про этого типа так же — лучше б он пропал куда подальше, и безвозвратно.

Мальчик рассказывает все это, и все равно считает, что жизнь его не обделила. Видно, не теряет надежды, что хорошие времена вернутся, жену он обожает, и, если все пойдет как надо, в скором времени она приедет. Возможно, он понимает, что встретил человека, готового прийти ему на помощь, хоть я ничего и не говорила, а потому сияет от радости, когда мы ведем с ним беседу.

Правда, мальчик этот, как колокольчик. У него всегда есть, что рассказать, больше всего любит говорить о еде и о жене, говорит, она самая красивая и добрая на свете, и он должен благодарить Бога, ведь это Он послал ему эту девушку, а прежде дал самых добрых родителей в мире. Еще обожает старшую сестру, она, в итоге, его воспитала, взяв к себе домой, когда отчим совсем распустился.

Хотелось тебе объяснить, почему мальчик именно такой, а слов подобрать не умею, не приходят на ум. Смех его заразителен. Может, из-за зубов, ты скажешь, я спятила, но у него идеальные белые зубы, и улыбается он по любому поводу, и тогда зубы молодого, здорового парня, не знаю, словно сияют, белоснежные зубы и алые, пухлые губы растягиваются до ушей в улыбке.

Вчера мы сели на скамейке на пляже поговорить спокойно, и я разглядывала его какое-то время, а он на глазах преображался, рассказывал о танцах в родном селенье и как стал ухаживать за женой, та никогда не ходила одна, всегда с кем-то из близких, и казалось, он хорошеет, а свет изнутри все ярче, и будто это уже не человек повествует о своем прошлом, наполненном любовью, и о своем будущем, исполненном надежд, ведь ему так повезло, и жизнь чудесна, и будто это уже не парень, Люси, а ангел небесный. Меня это поразило. Я не сумасшедшая, Люси, видениями не страдаю, но клянусь памятью Эмильсен, самым святым в моей жизни, мальчик, когда говорил, преображался, превращался из заурядного негритенка, каким был и остается, в существо иного мира.

Но как он может быть таким счастливым, если, выйдя в шесть утра из холльчика, похожего на карцер, где совсем нет вентиляции, вынужден топать на стройку? Он мне ее уже показал! Я так настаивала, что он отвел меня туда, не хотела тебе говорить, скажешь, что я рехнулась. И там были здоровенные ребята, он не хотел заходить, но я с ними заговорила, сказала, что хочу посмотреть стройку, интересуюсь покупкой квартиры, и они дали мне провести полную инспекцию!

Я хотела посмотреть, где у них кровати, в какой клетушке они спят, и чуть не умерла, потому что в углу, где будет гараж, в подвале, на полу накиданы бумаги и тряпки. У кого-то есть матрас, у других и того нету, такая дыра не пригодна даже для мышей.

Он сначала очень стеснялся остальных, но мы все-таки продолжили наш “люкс-тур”, как говорят наглые жулики из агентства, слупившие с нас сорок долларов за куцую прогулочку по холмам Рио. И он мне даже с гордостью продемонстрировал: вот у него матрас. Матрас валялся на улице, и он его нашел, проходя ночью через площадь напротив почты. И тащил до самой стройки, кварталов десять. Руки у него очень ловкие, показал, как свернул матрас, водрузил на голову, и привет. Тогда я сказала, что не верю, он же никогда не ходит ночью через ту маленькую площадь. И он признался, что приударил в тех местах за одной служаночкой, но теперь больше с ней не видится. Вот пройдоха, ведь женат. Но с его молодостью, да на морском воздухе, вообрази, как играет кровь у бедного мальчика.

А потом заставил меня лезть на самый верх, чтобы показать, где он готовит еду. Нет, мы уже были наверху, он с другим нелегалом там спит, прячась от инженера. Ну вот, он взял несколько кирпичей и соорудил печь, а внутри разжигает уголь. Печь! Всего-то ящичек из кирпичей. Наверно, я не точно выразилась, он положил кирпичи с одной стороны и с другой, в форме квадрата. А рядом валялась пустая бутылка из-под пива, ей он толчет черную фасоль, и пакет непременного риса. Они с приятелем едят отдельно, тот тоже не со стройки, но спать его пускают. Все вроде прекрасно уживаются.