Падает тропическая ночь - [21]

— И столько других ребят вокруг. В общем, пусть ей повезет.

— Видела, с какой скоростью умчались? Безумие, надо же так гонять.

— Давно твоя соседка не заводила новых ухажеров?

— Оттого ей и стало стыдно, она давай интересничать, сказала, что встречается с двумя старыми ухажерами. Я их знаю, один аргентинец, торгует какими-то химикатами, живет здесь, но много ездит по стране. Разведен, вся семья в Буэнос-Айресе, она сказала, что ей надоело, мол, человек неглубокий и говорить с ним не о чем. И видеть его больше не захотела.

— А другой?

— Ты будешь в шоке.

— Как знать. Это тебя вечно все шокирует.

— Давно уже, только-только приехав в Рио-де-Жанейро, она ходила на море плавать, здесь, на пляже Леблона, не подозревая, как это опасно. Однажды плавает, и тут коварное течение понесло ее, а один крепкий парень оказался поблизости и помог ей вернуться на берег, она бы одна не справилась. Это был один из тамошних серферов, но уже лет двадцати восьми или тридцати. Это случилось несколько лет назад, ей тогда было около сорока, то есть, конечно, он был много моложе.

— На него она тоже глаз положила?

— Нет, совсем наоборот. Парень оказался слегка неприкаянным, по сути, это он был утопающим, а она — спасательным кругом. Короче, я тогда мало ее знала, была не очень в курсе. Она ему немного помогла, провела терапию и не взяла денег, чтобы как-то отплатить за услугу, но, говорит, ничего не получалось, потому что парень хотел других отношений, а при таком лечении — это вроде гиблое дело. И ей еще было стыдно из-за сына.

— Но до любви дошло или нет?

— Нет, он очень настаивал, но она так и не согласилась. В общем, теперешнему, этому Феррейре, его зовут Зе, уменьшительное от Жозе, она в то утро сказала, что еще встречается с этими двумя мужчинами, чтобы не выглядеть, как рухлядь из чулана.

— А на деле с ними больше не видится. Или только так говорит.

— Лучше бы виделась, была бы не так одинока.

— Нидия, не знаешь, Луисита Бренна поправилась?

— Нет, куда там.

— В письмах ты никогда на это не отвечала. Звонила ей от меня?

— Ах, Люси.

— Что такое?

— Не хватало духу тебе сказать.

— Нет, Нидия… только не это.

— Уже почти год.

— Последняя подруга оставалась у меня по факультету, из всех наших девочек.

— Правда?

— Да, все потихоньку продефилировали.

— Мало кто доживает до восьмидесяти, мы должны быть благодарны, что дожили до таких лет, или нет?

— Я ее провожала после занятий вечером, и мы шли мимо бара на углу Талькауано и Тукуман, там всегда сидел парень, она была от него без ума. В хорошую погоду столики выносили на тротуар, но в холодные дни мы шли через огромную, пустынную площадь Лавалье, и можно было различить только столы у окна, и лица за стеклом, сильно запотевшим. Ну, в итоге ничего и не было, парень смотрел на нее во все глаза, на меня ни разу не взглянул, но так с ней и не заговорил. Годы спустя он женился на очень богатой провинциалке. А бедная Луисита прождала его, столько лет потеряла, пока не подвернулся другой, она за него вышла. Ах, Нидия, аж озноб пробежал, как вспомнила сейчас, словно вчера это было, этот бар, этих ребят с набриолиненными волосами. Тоже, наверно, уже все поумирали. Стоят перед глазами, некоторые просто красавцы, там были двух типов, помнишь? Одни набриолиненные, и другие, богемного типа, с длинными волосами, без бриолина, с пробором посередине. У каждого свой особый шарм.

— Бледные, совсем не такие, как здесь.

— Иногда стекло запотевало, ничего не разглядишь, и хотелось подойти, протереть, чтобы получше видеть. Но мы так ни разу и не отважились.

— Этот бар на углу Талькауано и Тукуман всегда существовал.

— И самое лучшее — бесконечные разговоры. Каждый знал наизусть стихотворение, и в какой-то момент тебе его читал. Конечно, некоторые читали свое, от таких было не отвязаться. Но если ограничивались классикой, дело обстояло лучше.

— Что-нибудь помнишь?

— “Не грусти, — утешает свою крестницу фея, — на коне быстролетном мчится, в воздухе рея…” [1] Как же дальше? Что-то вроде: рыцарь, меч свой вздымая, он стремится вперед… а дальше не помню, Нидия. Хотя подожди, припоминаю. Сейчас…

“рыцарь, меч свой вздымая, он стремится вперед… Он и смерть одолеет, привычный к победам, хоть не знает тебя он и тебе он неведом, но, любя и пленяя, тебя он зажжет!”

— Вспомни еще. Это стих про маленькую принцессу, правда?

— Знаменитейший.

— Постарайся вспомнить.

— “Ей тоскливо и грустно, этой бедной принцессе. Ей бы ласточкой быстрой пролететь в поднебесье…”, а как дальше, не помню, Нидия. Подожди… “И цветам стало грустно, и зеленым травинкам, и восточным жасминам…” Нет, забыла!

— Я бы ни слова не запомнила.

— “…георгинам заката, розам южных садов! Ах, бедняжка принцесса с голубыми глазами, ты ведь скована золотом, кружевными цепями… Замок мраморный — клетка, он стеной окружен…” Дальше не знаю, как там…

— Ну вспомни, Люси.

— “Улететь к королевичу в край прекрасный и дальный (как принцесса бледна! Как принцесса печальна!), он зари лучезарней, словно май — красотой! — Не грусти, — утешает свою крестницу фея, — на коне быстролетном мчится, в воздухе рея”, тут я снова теряюсь.