Пацифист. Берта - [43]

Дед Трофим взялся рукой за горло, задышал отрывисто. Оксана, сидевшая позади, всполошилась, наклонилась к нему:

- Що таке, диду?

- Звеныть, - прохрипел тот, расстегивая пуговицы рубахи. - В ушах звеныть...

Оксана успокоила:

- Так то ж звоны в церкви. Батюшка звонит в останний раз.

Автобус остановился, и старушки попросили милиционера:

- Дай, соколэ, хоч богу помолытыся перед дорогою.

Из церковных ворот вышел священник, поклонился людям. Потом повернулся к церкви, широко перекрестился.

- Помолимся, христиане, перед исходом из церкви.

За околицей собрались все автобусы. Хрипел, бегая от машины к машине, Кириленко, распоряжался, ругал шоферов и милиционеров. Чубарь хмурился, стоя возле своей «Волги», думы его о колхозе были, а не о людях. Сколько засеяли, сколько картошки посадили, и все коту под хвост - зарастет бурьяном, пропадет. Химики-военные говорили, что придется слой земли снимать и завозить новый.

- Все, Лука Терентьевич. Кажись, уси Петривци в автобусах.

- Добре, - сказал Чубарь, садясь в свою «Волгу». - Отправляй.

Но к председателю колхоза подошел офицер-химик.

- Товарищ Чубарь, машину придется оставить. Дозиметристы доложили - грязная.

- Но это же… - Чубарь даже побледнел, будто только сейчас понял, насколько серьезно происшедшее, схватился рукой за сердце.

Вот так. Рушилось все. На этой машине он мотался по проселкам и полям, и каждый, кто ее увидит, знал - голова едет, хозяин. Теперь раз головы нет, тогда и машину - к черту. Буркнул что-то растерянному шоферу, вылез из машины и пошел к головному автобусу - не в хвосте же колонны плестись.

Колонна выстроилась - впереди газик с офицером-химиком и подполковником милиции, потом один за другим желтые «Икарусы». Посигналил газик, включил синюю мигалку и поехал. Качнулись автобусы, поехали тоже за ним. Позади осталось пустое село.

20

Сколько же их - людей, вышедших на борьбу? По всем дорогам движутся колонны, стекаются со всех сторон к одному месту, и там, в центре, будто начало всех начал. Но нет. Не начало там, а обозначившиеся конец. Сорвана крышка с мертвящего провала, черная дыра открылась, куда стекает по капле все живое, и если не закрыть пробоину, то вытечет вся жизнь постепенно, уйдет, словно в разверзшийся провал антимира, и назад пути не будет.

Закрыть, закрыть! Во что бы то ни стало! Все ближе и ближе обезумевший реактор. Вот видна уже бело-красная труба станции, а рядом с ней обуглившееся здание с развороченной крышей. Это - цель каждого, летящего сейчас в вертолете.

Алик спокоен. Не смотрит вперед. Его больше занимает то, что под ним. Участки порыжевшего леса, река, мчащиеся на большой скорости машины. Промелькнул внизу пустой город. Новые белые многоэтажки, с высоты кажущиеся коробочками в выставочном павильоне. Макет современного города. Детские площадки, скверы, круглые аккуратные клумбы и цветы на них. Яркие, цветущие тюльпаны.

В салон выглянул пилот:

- Приготовиться!

А он готов еще с той минуты, когда вертолет оторвался от земли. Его задача не сложная. Открыть люк и корректировать летчикам попадание в реактор груза, к которому прикреплена термопара на длинном тросе. Летчикам из кабины не видно, что находится прямо под машиной, - нужен наводчик. Наводчик - это он, Алик Свинцицкий. Вот и все. Он должен выдержать некоторое время один на один с реактором. И он выдержит.

Мы у цели!

Кажется, в ушах появляется звон. Это от напряжения. На самом деле кругом тревожная, леденящая душу тишина, от которой могут лопнуть барабанные перепонки.

- Люк!

Он открылся прямо под ним, и оттуда дохнуло теплым воздухом. Внизу, под зависшим вертолетом, был развороченный взрывом, закопченный от пожара реактор. Вокруг валялись мешки, много мешков, которые они загружали песком из последних сил, но, видно, не попали они в цель.

Внутри реактора едва светилось зарево, и поднимался белый парок, На крыше лежали куски графита, обломки бетона, расплавленный битум застыл потеками на стене…

- Конец! Подъем!

Сколько лет прошло до этой команды, сколько веков? Выдержал, выдержал! И жив, и будет жить!

Капустин проверил в очередной раз накопитель Хромова и ужаснулся, не поверил. Пошел к химикам, и те подтвердили - доза сильно повышенная, нужно немедленно отправлять солдата. А Хромов не желал уезжать.

- Нет-нет, товарищ старший лейтенант. Я с ребятами. Я как все.

- Нужно лететь. Это не шутки.

Хромов еще некоторое время отнекивался. Смотрел на ребят, а те стояли хмурые, уставшие, с почерневшими лицами.

- Поезжай, Андрей, - первым отозвался Звайзгне. - Мы за тебя отработаем.

И Гиви Кабаидзе его поддержал:

- Отдыхай, дорогой. Мы тоже скоро закончим. Начальство говорит, что немного осталось, день-два.

- Так получилось, ребята. Я даже не подозревал, - тихо говорил Хромов. - Пока, Роман, до свидания, Игорь. Победы вам. И тебе, Кубаткул. Скоро дембель, если не увидимся, то всем - счастья…

Вертолет с Хромовым улетел.

- Ну, мужики, последние усилия, - сказал Капустин, и сам взялся за освободившуюся лопату. - К 9 Мая кровь из носу - реактор должен заглохнуть.

И снова перед глазами песок, песок… Казалось, они уже выбрали его больше, чем на знаменитом бразильском пляже Капакабана, но копали дальше, не считая лопат, не считая мешков, не считая ходок вертолетов.