Пацифист. Берта - [10]

- Встать! Стать в строй!

Когда раздосадованный Роман вернулся в строй, сержант обвел всех строгим взглядом:

- Предупреждаю еще раз. Огневой рубеж не балаган, и вы не в таборе находитесь, а в армии!

Лейтенант смотрел в это время в бинокль, будто происшедшее его не касалось - личный состав должны воспитывать младшие командиры.

- Звайзгне, молодец. Восьмерка. Хромов - мимо.

Первая смена отстрелялась, хотя и не полным составом. Балаев зыркал гневным взглядом на сержанта, а тот снова был напряжен, весь во внимании.

- К мишеням бегом - марш!

В очередную смену пошли Нечипоренко, Хайретдинов и Кабаидзе. С карабином грузин выглядел настоящим абреком, коня бы ему еще, бурку да башлык. Нос орлиный, глаза горят, череп, как и положено, бритый, синева на щеках - красавец. И стрелял метко: три девятки.

Подошла очередь Миляева, и он поймал себя на мысли, что волнуется. Никогда до этого не приходилось ему стрелять из настоящего оружия, хотя в детстве у него была классная игрушка - уменьшенная копия американской автоматической винтовки М16. Стреляла она водой, и было истинным наслаждением запустить струю в отца, сделавшего этот подарок.

Отец ругался, но винтовку не отбирал.

Прозвучала фамилия, и Женя вздрогнул. Ответил как положено, протянул руку, в которую сержант Серегин вложил холодные длинные патроны. На остриях пуль поблескивали лучи солнца, вид их казался самим совершенством - плавный овал, баллистически точная

форма. Не верилось, что эта изящно выполненная штуковина несет в себе смерть.

По команде Миляев лег на расстеленную плащ-палатку, положил карабин в ложбинку на мешочках с песком, передернул затвор. Все делал механически, как учили, не задумываясь. Поудобней расставил ноги, прицелился.

- Огонь!

Слева щелкнул выстрел - Расим Хайретдинов стрелял первым. Дымящаяся гильза упала рядом с Женей, он видел ее в траве - оттуда некоторое время шел дымок, точно от брошенного окурка. Снова прижался щекой к прикладу, поискал в прорези прицела мушку. Теперь надо было подвести ее к мишени где-то на уровне белой круглой линии, оцифрованной восьмеркой. Эта линия проходила по квадратной груди мишени, и Женя вдруг увидел впереди не мишень, не фанерный щит, а человека. В галстуке, пиджаке, с шевелюрой волос на голове. Увидел глаза, глядящие на него или, может быть, как раз в дульное отверстие карабина.

Палец на курке уже пошел выжимать пока холостой ход, но вот курок уперся, будто в препятствие какое-то, и замер. Женя напрягся, почувствовал, как под пилоткой взмок лоб, но палец словно одеревенел, а человек на бруствере капонира округлил глаза, смотрел выжидающе и с ужасом.

- Огонь! - повторил лейтенант Капустин.

. Женя зажмурился, опустил голову:

- Не могу.

Лейтенант опустился на одно колено перед лежавшим на земле солдатом.

- В чем дело? Карабин неисправен?

Миляев не смотрел в его сторону.

- Не знаю…

- Дай-ка сюда.

Капустин взял карабин, быстро вскинул его к плечу и, почти не целясь, один за другим сделал три выстрела. Три облачка пыли за мишенью выпорхнули из травы.

- Отличный карабин! Младший сержант Серегин,- обратился лейтенант к стоявшему в стороне своему заместителю.- Выдать рядовому Миляеву три боевых патрона.

И снова прорезь прицельной планки закачалась перед глазами, черное пятно вдалеке прояснилось, зрение сфокусировало его, и снова встал человек. Бред какой-то! Там, у бруствера, обыкновенный фанерный щит, а на нем продырявленная лейтенантом бумажная мишень. Но нет, смотрит настороженно, ожидает пули приговоренный.

Холостой ход выжат, еще усилие - и тугой курок спустит пружину. Но точно в самого себя должна быть выпущена пуля - нет сил дожать курок.

- Огонь! - скомандовал лейтенант, и то ли от его крика, то ли от напряжения палец дернулся, карабин тряхнуло, и острая боль ударила в плечо. Высоко над мишенью вспыхнуло облачко пыли.

- Мимо! Перезаряжай.

Не целясь, Женя выстрелил еще два раза и уже не видел перед собой ни человека, ни его глаз, будто исчез он после первого же выстрела. Передернул затвор еще раз, но патронов больше не было.

- Понравилось? - спросил лейтенант и, наверное, готов был дать еще патронов, но Женя встал, хмуро доложил:

- Рядовой Миляев стрельбу закончил.

Капустин совсем по-дружески прикоснулся к его

плечу:

- Не расстраивайся, что не попал. Если это в первый раз в жизни, то не беда - научишься, будешь стрелком не хуже нашего рекордсмена рядового Свинцицкого. Три десятки выбил!

Женя удивленно оглянулся. Алик-Саша стоял в строю, опустив от смущения голову, а на него смотрели все остальные - Хромов с явной завистью, охотник Лихолет с уважением как на равного, Кабаидзе с достоинством побежденного.

- Уж он-то точно не впервые стреляет!

- Впервые,- смущенно ответил Алик.

- Вот это да! - восхитился Капустин, и в его глазах появился азарт, будто он открыл новую звезду стрелкового спорта.- Сейчас посоревнуемся. Младший сержант Серегин, сменить мишени!

Они стреляли быстро. Передергивали затворы - лейтенант четко, отлаженным движением, а солдат осторожно, будто авторучку новым стержнем заряжал. Эхо от выстрелов металось по аэродрому.

Пробоины считали все вместе. Половина ребят рассматривала изрешеченную мишень лейтенанта, другая половина - мишень Свинцицкого. А соперники реагировали на подсчет очков по-разному: лейтенант двигал