— Она меня дома одного заперла, а я выбрался, — обиженно сказал малыш и насупился.
Подойдя к этой пьянице, я приподняла её за грудки и поставила на ноги. Получилась это не сразу, у неё коленки не разгибались, и она заваливалась на спину. Наконец она встала ровно. Я приподняла её за подбородок и посмотрела на её пьяную рожу.
— Ловите — сказала я и заехала ей в челюсть.
Дама, как стояла, так и упала ровно спиной в руки Максиму.
— Я бы на вашем месте положила это пьяное тело в тень, а то получит ещё тепловой удар, а вы будите виноваты, — сказала я и, взяв мальчишку на руки, пошла назад к реке.
— Тебя как зовут, ребёнок? — спросила я мальчишку.
— Тимофей, — ответил он. — А мы искупаемся?
— Искупаемся, а потом пойдём ко мне на работу, я тебя подстригу и помою, — ответила я. — Если тебя ещё раз оставят одного, приходи ко мне в больницу, будешь помогать работать.
Мы купались с Тимофеем около часа, потом его начало клонить в сон. Я завернула мальчишку в полотенце, оделась и понесла к себе. Дома я уложила его на свою кровать, осторожно смазала всего мазью от ожогов, для профилактики, завернула в простынку и пошла на кухню готовить ужин. Проснётся голодным растущий организм.
Проснулся Тимофей через три часа, устал ребёнок. Я накормила его и посадила подстригаться. Было сложно уговорить сидеть прямо, но я справилась. Я коротко подстригла малыша, оставила только небольшой ёжик на макушке. Получилась гигиеническая стрижка, ровно и гигиенично.
Потом мы пошли в ФАП, мыться и переодеваться в чистое. Я тщательно вымыла Тимофея и опять смазала его мазью. Одела его в рубашку от больничной пижамы и посадила в бытовом помещении на стул. Накопилось грязное бельё, я хотела загрузить машинку, а потом помыть полы в помещениях. Я разбирала бельё и рассказывал Тимофею сказку. Он слушал внимательно и изредка задавал вопросы. Бедный ребёнок, с ним совсем никто не занимается.
В помещение вошла пожилая женщина и замерла на пороге.
— А вы думали, что я издеваюсь над вашим ребёнком? — спросила я ошарашенную женщину.
— Нет, что вы, Ника, я о вас такое никогда бы не подумала, — ответила она.
— Вы почему его в садик не отдадите? — спросила я. — Всё лучше, чем пьяной сестре оставлять.
— Он родился слабеньким, болел долго, недавно только ходить стал, — ответила она, — я хотела его с осени в садик отдать.
— А я сбегу, — сказал Тимофей и опустил глаза в пол.
— Пока пусть ко мне приходит, будет помогать мне лечить больных, а осенью видно будет, — сказала я. — Этой пьянице больше не оставляйте.
— Спасибо вам, Ника, — сказала женщина, взяла Тимофея за руку, и они ушли.
«Моя доброта ещё добавит мне проблем», — подумала я.
На следующий день, когда я утром подошла к входу в ФАП, Тимофей уже стоял около двери с пакетом в руках.
— Что у тебя в пакете? — спросила я, открывая дверь.
— Мама одежду дала и творога банку, — ответил Тимофей.
— Пошли, я приготовлю тебе творог по-докторски, — сказала я, взяв его за руку, повела в ординаторскую.
Выложив полбанки творога в тарелку, я налила туда сиропа шиповника, размешала и вручила ложку Тимофею. Первую ложку он съел с осторожностью, а потом умял всю тарелку. Я налила морсу от бабы Нюры, он запил и сказал спасибо.
— Теперь нужно помыть за собой посуду, — сказала я и вручила ему тарелку с ложкой.
Мне, конечно, пришлось перемывать посуду, но ребёнок старался и не капризничал. Молодец парень, будет хорошим хозяином, если не заленится. Потом я показывала ему помещения ФАПа, рассказывала, для чего они нужны, и какие процедуры проводятся. Тимофей слушал внимательно, иногда задавал вопросы по существу. Ребенок очень любопытный и сообразительный.
После экскурсии мы сидели в кабинете, Тимофей показывал указкой на буквы и называл их. Для обучения мы использовали таблицу для проверки зрения. Он, конечно, половины букв не знал и иногда путался, но для его возраста мальчик хорошо развит. Я не настаивала на изучении алфавита, Тимофей сам захотел, пусть учит, пока не надоест. За этим занятием нас и застал Максим. Он вошёл в кабинет и застыл, наблюдая за нами.
— Я никогда не думал, что алфавит можно изучать по плакату для проверки зрения, — сказал он.
— У тебя есть жалобы на здоровье? — спросила я.
Максим протянул мне обожжённую руку.
— В процедурную! — скомандовала я и пошла первая, показывая дорогу.
В процедурной я усадила Максима на стул и начала доставать медикаменты. С Тимофеем у меня договорённость: если приходит пациент, он садится в уголке на стуле и сидит тихо, пока я не закончу лечение. Я краем глаза увидела, что Тимофей не забыл наш разговор, сел на край запасной кушетки и затих.
У Максима был ожог руки второй степени. У него уже появились волдыри, кожа руки покраснела. Я нанесла на ожог болтушку и забинтовала руку стерильным бинтом.
— На ночь нужно снять повязку, — сказала я, — ожоги лучше заживают на воздухе. А теперь расскажи мне, почему ты хромаешь на правую ногу.
— Я натёр мозоль, а потом содрал шкуру, у меня образовалась рана, — ответил Максим, — ничего страшного.
— Снимай кроссовки, я сама решу, страшно или нет, — ответила я и показала рукой на кушетку.
