P.O.W. Люди войны - [10]

Можно взять и прокрутить запись, сделанную в две тысячи втором, в обратном направлении. Боевик в красной феске спиной движется к обочине. Пули влетают в ствол автомата. Из травы поднимается черная рука. На коже одна за другой зарастают красные раны. Человек дергается и садится возле обочины. Он резко опирается на боевика и встает на обе ноги. Повстанец отдает вещи и возвращается к остальной группе. Такое можно увидеть только на телевизионном оборудовании после нажатия кнопки «rew», можно даже ускорить изображение, и мародер еще быстрее поднимется из травы, а боевик в феске резко отпрыгнет в сторону толпы таких же, как он, людей с автоматами Калашникова. Но реальность – это движущаяся только в одном направлении запись. Ее ни переделать, ни переписать, ни отмотать.

– Едем в кафе, – сказал наш водитель Патрис. Он тоже видел всю эту сцену и был напуган. Отъезжая от места, где был расстрелян подозреваемый в мародерстве, я краем глаза заметил, что в толпе боевиков появился Туо Фози. Он был вне себя от ярости. Размахивая пистолетом, он подскочил к человеку в красной феске. Что произошло дальше, я не знаю, Патрис давил на газ что было сил. Вскоре мы оказались возле единственной работавшей в городе гостиницы. Ее открыли специально для журналистов. В небольшой постройке было всего несколько номеров, и съемочным группам приходилось жить по нескольку человек в одном номере. Мы, например, с водителем и оператором спали на одной кровати.

Подъехав к гостинице, Патрис выскочил из машины и забарабанил по металлическим жалюзи, закрывавшим вход в кафе напротив. Здесь мы обедали. У Патриса в кафе был поклонник. Вернее поклонница. Официантка с милым лицом и увесистой кормой, что несколько затрудняло ее передвижение между столиками и давало повод острым на язык журналистам называть ее не иначе как «Скоростная Мари». На этот раз она действовала, вполне оправдывая это незлобное прозвище. Мари ловко подняла жалюзи, и Патрис, не дожидаясь, пока металлическая лента доползет до верха, пролез в образовавшийся просвет. Из-под ленты показалась черная водительская рука с ключами от машины.

– Все, моя работа на этом закончилась, я останусь здесь до конца командировки.

Мне нечего было Патрису ответить. Он приехал сюда по заданию агентства по аренде автомобилей, и его собственная судьба была для него дороже хозяйской жестянки на колесах.

Небольшая улица, с одной стороны гостиница, с другой – кафе. Однообразные и в то же время симпатичные фасады невысоких домов, за которыми еще недавно неторопливо текла комфортная жизнь в колониальном стиле. А теперь война. Она все ближе подкатывалась к желтым и розовым фасадам и наконец дошла и сюда. В промежутке между домами мелькнул бронетранспортер, за ним вслед еще один, и я понял, что в город вошли правительственные войска. Пулеметчики на броне стреляли во все, что движется, и мы укрылись за ближайшей изгородью, скорее из соображений маскировки, чем из желания оказаться защищенными от выстрелов. Разумом мы понимали, что глиняные заборы не смогут задержать пули крупнокалиберного пулемета. Бронетранспортеры промчались по направлению центральной городской площади, и мы с оператором решили осмотреться. Мы вышли на ту улицу, по которой только что пронеслась правительственная бронетехника, и повернули в сторону центра. И тут, совсем рядом с нашим перекрестком, я заметил лежащего человека. Мы подошли поближе. Одетый в невероятно грязные обноски, небритый чернокожий лежал на спине, неестественно подогнув колено одной ноги. В футболке на его груди была красная дыра, а из-под спины медленно текла кровавая струйка. Глаза неподвижно глядели в пространство перед собой.

– Слушай, – сказал Вадим, – это тот самый бомжеватый парень, который утром стрелял у меня сигареты. Все время крутился возле журналистов. Явно ненормальный попрошайка.

Я не знаю, почему лоялисты застрелили этого больного человека. Возможно, он бросился на бронетранспортер, а у страха, как известно, глаза велики. Солдат с оружием сначала стреляет, а потом думает. На всякий случай. Я положил ладонь на шею бедняги, чтобы проверить, не бьется ли пульс в вене, но под рукой была остывающая неподвижная плоть. И тут мне послышался вздох. Я отнял ладонь и посмотрел на лицо застреленного юродивого. Мышцы расслаблены, глаза широко раскрыты. Кровь все так же медленно и осторожно вытекает из большой красной раны.

– Ты что-нибудь слышал? – спрашиваю Вадима.

– Кажется, да, – взволнованно отвечает оператор.

Мы двинулись в сторону гостиницы. Я понимал, что человека нужно доставить в ближайший госпиталь, и для этого нужна достаточно большая машина, универсал или джип с просторным багажным отсеком и широким задним сиденьем. Такая была у съемочной группы Ройтерз. Я набрал телефон Маню, оператора Ройтерз.

– Послушай, Маню, тут человек ранен, его надо отвезти в госпиталь, сможешь мне помочь?

– Что нужно? – напряженно ответил Маню.

Эммануэль Браун, которого все коллеги называли не иначе как Маню, был легендой Африки. Пожалуй, ни одна война в западной части континента за последние десять лет не обошлась без его непосредственного участия. Его легко было узнать среди множества операторов, хотя бы из-за того, что любая камера на его плече казалась огромной. В общем, невысокого роста человек. И недюжинной смелости, судя по тем материалам, которые от него получало западноафриканское бюро Ройтерз. Я не сомневался, что Маню не откажет. Но он отказал.