Озорница (Ангел на час) - [17]

— Пенфелд, можешь выйти на свет, тебя не съедят, — позвал слугу Джастин.

Пенфелд вылез из зарослей кукурузы и отвесил детишкам церемонный поклон. Ему ответили тем же, и Трини гордо заулыбался, довольный тем, что ребята помнят его уроки. Джастин знал, что его невозмутимый слуга ничуть не боится людоедов, но к детям относится с большой опаской.

«У меня нет семьи», — подсказала память слова Эмили, и на душе снова стало горько. Только вчера сам Джастин обронил ту же фразу в присутствии Пенфелда, но при этом покривил душой, потому что теперь мог считать своей семьей племя маори. Они считали его своим и назвали Пакехой, ему свято верили и с радостью делили с ним свою землю. Доверие к Джастину заходило так далеко, что ему предоставляли право и полномочия вести переговоры по самым щекотливым вопросам с другими племенами и европейцами.

Джастин взъерошил темные волосы Кавири, с любовью взглянул на мальчишку и подумал: «Черт возьми, нас всех можно назвать сиротами под голубым небосводом, дарованным богом». Его внимание привлекла смуглая девчонка, теребившая золотую цепочку на груди и что-то трещавшая на языке маори.

— Нет, Дани, пожалуйста, говори по-английски, — остудил ее пыл Джастин. Он был убежден, что, если удастся обучить маори английскому, они перестанут нуждаться в услугах иностранца, которому сейчас вынуждены оказывать гостеприимство.

Девчонка засунула в рот большой палец, вынула его и неожиданно крикнула:

— Клэр!

Джастин невольно поморщился. Окружившие его дети хором заорали, пританцовывая:

— Клэр! Клэр! Клэр!

— Только этого не хватало, — пробурчал Пенфелд.

— Ты снова разрешил им играть с моими часами? — Джастин сурово поглядел на Трини.

Туземец воздел руки, как бы призывая на свою голову кару небесную за содеянное, и заговорил как кающийся грешник простыми словами, позабыв все длинные заумные фразы английского языка:

— Они никогда не видели белой девочки. Они думают, что это падший ангел, затерянный во времени.

Джастин повесил голову, признав поражение. Сегодня его преследуют сироты. Голова так забита мыслями о неожиданном морском даре, что он напрочь забыл о другой девочке. Джастин не стал сопротивляться, когда Дани стянула с его шеи золотую цепочку.

— Ух ты, — выдохнул Кавири, завороженно глядя на блестящую цепочку.

Беспокоиться за судьбу часов не приходилось. Дани крепко прижала их к груди, как величайшую драгоценность. Глядя вслед детям, потянувшимся за Дани вниз по склону холма, Джастин глубоко задумался. Если Клэр Скарборо на всю жизнь стала его тяжелым крестом, почему возникало чувство опустошенности и полного одиночества, когда ее портрета не было рядом с его сердцем?

В ту ночь Эмили не спалось, и она беспокойно ворочалась под тонким одеялом. С наступлением сумерек стало довольно прохладно, но она этого не чувствовала, обжигаемая ледяным огнем ярости и презрения. Всего в нескольких шагах от нее мирно спал опекун, и девушка принялась внимательно изучать его черты, положив подбородок на сплетенные руки.

Совсем не такого человека рисовало ее воображение. Он почему-то представлялся ей блондином с аккуратно подстриженной бородкой и короткими бакенбардами. Для полного сходства с благородным рыцарем не помешала бы шапка золотых волос над сверкающими латами. До чего же наивной и глупой девчонкой она была прежде!

— Впрочем, спрятать рога под шлем ему бы все равно не удалось, — пробормотала Эмили.

Спавший у окна Пенфелд всхрапнул во сне, и девушка чуть изменила позу.

Джастин Коннор больше похож на сатира, чем на благородного рыцаря. Слишком густые и длинные ресницы, да и нижняя губа полная и чувственная. Черты лица, взятые по отдельности, не назовешь привлекательными, но в совокупности они создавали образ неотразимого мужчины. Он был чертовски хорош той редкой мужской красотой, при взгляде на которую сердце начинает трепыхаться, как пойманная птица в руках. Эмили с большим трудом подавила желание подползти к постели и пощупать каждую черточку его лица, чтобы навсегда запечатлеть в памяти. А то ведь утром он уйдет, и останется только гадать, не привиделось ли ей все это во сне.

Через детские годы Эмили пронесла в сердце образ благородного рыцаря, который непременно придет на помощь в самую трудную минуту, но при холодном свете дня мечты рассеивались как дым. А сейчас перед глазами действительность — реальные шесть футов костей и мускулов. Можно было потрогать их рукой, как она сделала это в ту незабываемую лунную ночь.

Луч света от фонаря позолотил его черты и сгладил шероховатости. Он смотрелся очень молодым, не старше тридцати лет, хотя Эмили раньше думала, что Джастин намного старше. Скорее всего он в том возрасте, в каком ушел из жизни отец.

Внезапно спящий заворочался и застонал, будто почувствовал враждебный взгляд. Углубились морщины возле глаз, и Джастин задрожал, словно ему причинили боль. Боль? Вряд ли. Скорее на совести у него неспокойно. Опекун Эмили не мог спать как невинный ребенок, за ним водилось слишком много грехов.

Ей захотелось разбудить его и заставить посмотреть ей прямо в глаза. Пусть увидит, какой она стала за последние семь лет, проведенные в его тени. Из-за него, из-за него одного все ее выходки и проказы — так она выплескивала то, что накипело в душе. Он бросил ее на произвол судьбы, не написал ни одного письма и даже недавно, когда держал в объятиях, просто не узнал. Джастин осмелился нанести ей самое жестокое оскорбление. Эмили была способна простить многое, но только не равнодушие.