Озорная классика для взрослых - [15]

отважности его она не подождала,

нетерпеливо ей хотелось веселиться.

Так стала госпожа с уборщиком резвиться.

И будто бы его, играя, обняла.

Потом ещё, ещё и много обнимала,

и тут и там его хватала.

Спустилась вниз её рука и то достала,

что распаляет их нежнейшие сердца.

Исправно всё нашла тот час у молодца.

Но в этот только раз не сделала конца,

а только нежною рукой лишь подержала,

сама от сладости дрожала.

Уборщик стоя млел.

Вообрази себе, читатель, эту муку,

в каком уборщик мой огне тогда горел,

каким приятнейшим его дух чувством тлел.

Он также протягал дрожащую к ней руку

и уж открытую у ней грудь нежну зрел,

а так он был несмел,

что дотронуться к ней не мог ни разу

и будто ожидал на то приказу.

Прошло так много дней.

Ходил уборщик к ней.

Им только госпожа себя лишь веселила

так, как ей было мило.

Вдруг, лёжа на софе, изволит затевать,

чтоб голову у ней лежачей подвивать.

Уборщик исполнял её охоту

и начал продолжать свою работу,

а барыня его тут стала щекотать,

потом за всё хватать.

Уж добралась к тому, что так ей нужно,

играть ей с ним досужно.

Поступком этим стал уборщик мой вольней

и начал он и сам шутить так с ней,

как шутит с ним она, он так же точка в точку.

Отважился сперва боярыню обнять

и в грудь поцеловать,

а там и юбочку немножко приподнять,

потом уж приподнял у ней сорочку

и дотронулся чуть сперва к чулочку.

Сам губы прижимал к её роточку,

и уже от чулка

пошла его рука

под юбку дале спешно

с ступени на ступень,

где обитает та приятна тень,

которую всем зреть утешно.

Дограбилась рука до нежности там всей

и уж дурила в ней

и вон не выходила.

Утеху госпожа себе тем находила.

Уборщик – нет.

Не шёл ему на ум ни ужин, ни обед.

Какая это, чёрт, утеха,

что сладость у него лилася без успеха!

Не раз он делал так:

боярыне скучая

о благосклонности прямой ей докучая

смотря на её зрак,

лишь чуть приметит он её утехи знак,

котору

он в саму лучшу пору

у ней перерывал,

прочь руку вынимал

и чувство усладить совсем ей не давал,

сердилась госпожа за то, но всё немного

и не гораздо строго,

хотя сперва и побранится,

но тот же час опять приятно говорит.

Нельзя изобразить так живо тот их вид,

в каком был с госпожой счастливой сей детина,

какая то глазам приятная картина:

в пресладком чувстве госпожа

грудь нежну обнажа

и на софе лежа,

спокойно,

не очень лишь пристойно

и чересчур нестройно.

Прелестны ноги все у ней оголены

одна лежала у стены

в приятном виде мужескому взору,

другая свешена с софы долой,

покрыта несколько кафтанною полой,

а руки у неё без всякого разбору,

одна без действия, друга ж её рука

была уж далека

и в ней она тогда имела

пренежную часть тела.

Уборщик без чинов подле её сидел

и неучтиво всю раздел.

Его рука у ней под юбкою гуляла,

тем в сладость госпожу влекла.

Прохладна влажность у неё текла,

но и опять ей ту приятность обновляла.

Вот их картина дел.

Уборщик мнил тогда, что нет ни в чем препятства,

и только лишь взойти хотел

на верх всего приятства,

как барыня к себе вдруг няньку позвала

и тем намеренье его перервала.

К ним нянюшка вошла.

Уборщик отскочил тогда к окошку,

а барыня дала погладить няньке кошку,

приказывала ей себя не покидать

с уборщиком одним,

он скуку ей наносит,

что невозможного у ней он просит,

а ей того ему не можно дать.

Тут будто не могла та нянька отгадать

и стала говорить о дорогом и нужном,

о перстнях, о часах, о перлице жемчужном,

а барыня твердит: ах! нянька, всё не то;

мне плюнуть – тысяч сто,

а то всего дороже.

А нянька о вещах твердила то ж да то ж.

Тут барыня опять знак нянюшке дала

оставить их одних. Вот нянька побрела.

Жестоко было то уборщику обидно,

велику перед ней он жалобу творит

и уж бесстыдно

тогда ей говорит:

«Сударыня моя, какая это шутка,

в вас нет рассудка,

я не могу терпеть.

Немало дней от вас я мучусь без отрады,

я чувствую болезнь с великой мне надсады.

Недолго от того и умереть».

А барыня тому лишь только, что смеялась

и, подведя его к себе, с ним забавлялась

опять игрой такой.

Держала всё рукой.

Уборщик вышел из терпенья.

«Насилу, – говорит,—

от много мученья

что прибыли вам в том, понять я не могу?»

Ответствует она: «французский это gout.»

«Чёрт это gout возьми»,—

уборщик отвечает,

что скоро от него и живу быть не чает.

Меж этим на бочок боярыня легла

и в виде перед ним другом совсем была,

как будто осердилась,

что к стене от него лицем поворотилась.

Середня ж тела часть,

где вся приятна сласть,

на край подвинута была довольно.

Уборщик своевольно

прелестное у ней все тело обнажил,

однако госпожу он тем не раздражил.

Она его рукам ни в чём не воспрещала,

и к благосклонности прямой не допущала,

и не желала то обычно совершить.

Уборщик от её упорства

уж стал не без проворства.

Стараясь как-нибудь свой пламень утушить,

его рука опять залезла к ней далёко,

и палец, и другой вместилися глубоко,

куда не может видеть око.

Сей способ к счастию тогда ему служил.

Меж теми пальцами он третьим член вложил,

на путь его поставил

и с осторожностью туда ж его направил.

А барыня того

не видит ничего,

но только слышит,

от сладости она лишь только дышит.

Уборщик к делу тут прямому приступил.

Он с торопливостью те пальцы вынимает,

а член туда впускает.

Но как он утомлен в тот час жестоко был,

весь страх свой позабыл,

с боярыней играя,