Ожоги - [5]

Я пожала плечами.

— Сама не знаю. Наверное, хотелось просто убедиться… увидеть собственными глазами. Убедиться, что гостиница в самом деле сгорела, прежде чем приниматься за поиски другого жилья для нее. А вы что здесь делаете? Можно подумать, что вы пытаетесь откопать какие-то ценности.

Он рассмеялся, лицо утратило настороженность.

— Знаете, в какой-то степени вы правы.

— Вы из пожарной охраны?

— Нет, из страховой компании.

Ах да, я так погрязла в выяснении отношений, что даже не поинтересовалась, от чего произошел пожар.

— Это поджог? — спросила я.

— Пока я просто собираю кое-какие образцы. Для нашей лаборатории.

Я улыбнулась ему.

— Правильно делаете, что не доверяете мне. Мало ли кто может бродить тут после этакого пожарища. Я — Виктория Варшавски, частный детектив. Иногда провожу расследования и для страховой компании «Аякс», когда не рыскаю по городу в поисках жилья для тетки.

Я достала из сумки визитную карточку и протянула ему. Он вытер бумажной салфеткой вымазанные сажей руки, и мы обменялись рукопожатием.

— Робин Бессинджер, — представился он. — Работаю в компании «Аякс», в отделе поджогов и мошенничеств. Знаете, я никогда о вас не слышал.

Это меня не удивило: в «Аяксе» шестьдесят тысяч служащих, работают по всему миру; никто не может знать всех. Я объяснила, что моя работа была связана с несколькими страховыми или перестраховочными исками, и назвала ему имена, которые он, по всей вероятности, мог знать. Тут он перестал сомневаться и заявил, что следы поджога налицо.

— Я мог бы показать вам место, где поджигатели вылили горючую смесь, но туда нельзя без каски; это в самом здании — опасно.

Я изобразила сожаление, что не могу воспользоваться его любезностью.

— А что, владелец отеля купил недавно дополнительную страховку? — спросила я. — Почему вы вообще заподозрили поджог?

Он покачал головой.

— Не знаю, я еще не видел его страхового полиса. Просто меня попросили заняться этим поскорее, пока не набежала толпа и не растащила все мои улики… Надеюсь, вашей родственнице удалось вынести свои вещи — здесь мало что уцелело.

Черт, а я даже не спросила у Элины, есть ли пострадавшие. Робин сообщил, что в случае, когда есть жертвы, делом занимается Управление по борьбе с преступностью совместно с Управлением по расследованию поджогов и взрывов.

— Кстати, без разрешения или специальных документов здесь нельзя парковаться. Жизнь показывает, что поджигатель нередко возвращается на место преступления — посмотреть, хорошо ли сделано дело. — Он помолчал. — Никто не погиб, хотя по крайней мере больше полудюжины постояльцев отправлены в клинику Майкла Риза с ожогами, у некоторых — проблемы с дыхательными органами, — сказал он. — Обычно поджигатели заранее убеждаются, что никто не пострадает, — известно, если нет смертельных случаев, пожар в таких трущобах, как эта, не привлечет особого внимания полиции. — Он взглянул на часы. — Пора возвращаться на работу. Надеюсь, вы найдете жилье для своей родственницы. Пока.

Я очень на это надеялась. Но очень скоро выяснилось, что оптимизм мой не что иное, как результат моего крайнего невежества в этой области. Я начала поиски с Бюро по экстренному расселению в южном Мичигане. Там была длиннющая очередь. Женщины с детьми всех возрастов, старики, что-то бормочущие себе под нос… Женщины беспокойно прижимали к себе чемоданы или скудные пожитки. В общем, безбрежное человеческое море, выплеснувшееся на улицу в результате какого-то кризиса или несчастья, вроде вчерашнего.

Голые стены, высокие конторки для служащих — все это наводило на мысль о советских концентрационных лагерях. В комнате не было ни единого стула…

Я встала в очередь за женщиной лет двадцати на последних месяцах беременности. На руках у нее был совсем маленький ребенок; другой, постарше, по-видимому только начавший ходить, держался за ее юбку и хныкал. Я предложила помочь — подержать младенца или поиграть с тем, что постарше.

— Спасибо, не надо, — ответила женщина мягким, приятным голосом. — Просто Тодд всю ночь не спал. Мы так и не смогли найти пристанища. Там, куда нас направили, с маленькими детьми не принимают. А денег на проезд у меня не было, и я не могла вернуться сюда, попросить другое направление.

— И что же вы предприняли? — спросила я, пораженная не столько ее несчастьями, сколько покорным, почти безучастным видом.

— Нашли скамейку в парке. Этот-то спал, — кивнула она на младенца, — а вот Тодд никак не мог устроиться.

— У вас нет ни друзей, ни родных? А что же отец ребенка?

— Он пытается найти нам пристанище, — продолжала она все так же безучастно, — но у него сейчас нет работы. Мы жили с мамой, но она попала в больницу, похоже, это надолго, и она больше не сможет платить за квартиру.

Я огляделась. В очереди стояли десятки людей, и почти у всех был такой же измученный, понурый вид, как у моей соседки. Те, что не могли победить систему, теперь ожидали от нее помощи. Да, потребности Элины — и мои тоже — отступают перед нуждами этих людей.

Прежде чем уйти, я спросила, не принести ли им чего-нибудь поесть. Я все равно собиралась зайти позавтракать в «Бергер кинг».