Похоже, ответа он не ждал. Но я все-таки ему ответила:
— Ты же знаешь, он бы сказал: «Бобби, ошибаться может каждый, но лишь дурак держится за свои ошибки».
Бобби горько улыбнулся:
— Да-да, может быть, и так. Но постарайся понять, Вики. Я думал, за все, что Тони для меня сделал, я смогу отплатить ему тем, что буду присматривать за тобой. Я никогда не понимал, как Тони и Габриела воспитывали тебя — совсем не так, как я своих девочек. Мне ты казалась настоящей, и то, что ты делала, и то, что хотела делать… И из-за этого я даже не знаю, любил ли я тебя как следует. Я думал, ради Тони буду приглядывать за тобой, и все.
Я подумала, что он кончил. Но он похрустел пальцами, еще больше сгорбился и продолжал:
— Ты была непохожа на других девочек. А Айлин… Айлин никогда не обращала на это внимания. Она просто любила тебя, и все. Как родную дочь. А я вот не мог… А когда ты стала обвинять Мики… Пойми, ведь он был мне, как сын, а ты — непонятным, чужим существом. Будь у него твои мозги и твоя честность, он бы никогда не спутался с такими дружками. И не втоптал бы себя в эту грязь.
Мне нужно об этом подумать. О тебе, я имею в виду. Начать с самого начала. Я ведь люблю своих девочек. Люблю их такими, какие они есть. Но ты — дочь тех людей, которых, после Айлин, я люблю больше всего на свете, и ты не можешь стать другой. Так уж тебя воспитали. Понимаешь?
— Папа, тебя все ждут, — позвала Марианна, дочь Бобби.
— Идем, лапушка, сейчас идем! — крикнул он в ответ. — Пусть без нас не начинают. — Он встал и обернулся ко мне. — Идем?
— Идем, — ответила я, тоже встала, засунула руку в карман и протянула ему небольшой сверток. — Я тут кое-что принесла. Так, на всякий случай. Подумала, вдруг мне захочется сделать тебе подарок…
Он развернул бумагу и открыл коробку. Второй раз за эту неделю я увидела, как он плачет: в коробке лежал полицейский значок Тони.
