— Не нужно этого делать! — очнувшись от оцепенения, выпалила Лорен.
Взгляд серых глаз проницательной Хейзел пронзил ее.
— Хорошо. Но все равно я прослежу, чтобы вы как следует поужинали и устроились здесь, прежде чем уйду в особняк. Том, мой муж, зайдет завтра утром. Вы не боитесь остаться на ночь одна в доме?
— Нет, что вы.
Лорен мечтала об одиночестве и, несмотря на искреннюю заботу Хейзел, была рада, когда несколько часов спустя та удалилась к себе. Экономка постелила ей в гостевой комнате. Лорен не смогла бы спать там, где испытала настоящее счастье с Рийсом.
Она бессмысленно блуждала по дому, не зная, чем заняться, брала что-то с полок, ставила на место. В каждом уголке чувствовалось присутствие хозяина. Завтра нужно уехать при первой же возможности, решила девушка. Вернуться домой и постараться вычеркнуть из памяти человека, который перевернул ее жизнь с ног на голову, заставил познать истинную радость и глубочайшее отчаянье, объединенные одним словом — любовь.
Сама того не осознавая, она достала из коробки бюст и долго смотрела на него, словно он мог дать какие-то ответы. Потом спустилась вниз и поставила скульптуру на столик, а сама села на диван. Этот человек был влюблен только в ее воображении. Она приняла желаемое за действительное. Рийс не любит ее. И никогда не любил.
Изнывая от боли, рвущей сердце, Лорен уткнулась в мягкую бархатную подушку. Она лежала в полудреме и не могла собраться с силами, чтобы уйти в спальню. Старинные часы мелодично отбивали время: десять, одиннадцать, полночь, час. Вдруг девушка встрепенулась и вскочила. Сердце подпрыгнуло и упало в груди. Кто-то вставил ключ в замочную скважину.
Входная дверь открылась, потом захлопнулась. В коридоре раздались шаги.
— Лорен? — позвал Рийс. — Ты где?
Откуда он знает, что она здесь?
— В гостиной, — неуверенно ответила девушка и увидела его в дверном проеме. Горящие голубые глаза испытующе смотрели на нее. Она схватила бюст, пытаясь засунуть его между столиком и диваном. — Мне не следовало приезжать. Прости. Больше такое не повторится. Утром я уеду, как только рассветет…
— Что ты там прячешь?
Его внезапное появление посреди ночи совершенно лишило ее способности здраво рассуждать и трезво мыслить.
— Вылепила на досуге. Я приехала сюда вчера, чтобы сказать, что люблю тебя. Но не нужно было этого делать. Ты был в Штатах днем раньше, но даже не позвонил мне. Теперь я выгляжу полной идиоткой. — Ища убежища в гневе, Лорен продолжила: — Ты вот что. Иди к себе, ложись спать и просто забудь обо мне. У тебя это хорошо получается. А когда проснешься, меня уже не будет.
Рийс подошел к ней. В черном костюме, голубой рубашке и шелковом галстуке он был неотразим.
— Не приближайся ко мне! — воскликнула Лорен и прижала к себе скульптуру.
На мгновенье Рийс замер на месте.
— Ты же сказала, что любишь меня.
Она протянула ему скульптуру.
— Я поняла, что люблю, когда лепила это. Но у меня есть дурацкая привычка: сначала делать, потом думать. А в настоящих обстоятельствах не просто дурацкая, а непростительная. Но снова я эту ошибку не совершу.
Рийс забрал у нее глиняный бюст, поставил его на столик и долго рассматривал.
— Когда у меня было такое лицо?
— Когда мы занимались любовью.
— Ты увидела то, чего я не замечал.
— Не понимаю, что ты имеешь в виду…
— Я улетел в Каир сразу после того, как ты уехала. И думал о тебе там все время. Потом вернулся. Здесь мне было просто невыносимо. Я помчался в Лондон — какое, черт возьми, было число позавчера? С этими дальними перелетами я совершенно потерялся во времени. Не помню даже, какой сегодня день недели. — Рийс провел рукой по волосам. — Я остановился в той же гостинице, где мы провели последнюю ночь. И без конца думал о тебе. А вчера утром сел в самолет до Нью-Йорка. Тебя не было в мастерской. Твой домохозяин не знал, куда ты делась. Соседи только пожимали плечами. Тогда я позвонил Сэму. Он-то и объяснил, где тебя искать. А еще посоветовал в довольно жестких выражениях не валять дурака.
— Хейзел сказала, что ты улетел в Штаты позавчера, — тихо начала Лорен. — Поэтому я так расстроилась.
— Я был в полувменяемом состоянии, когда уезжал отсюда. Не знал, как поступлю дальше. — Он бросил взгляд на скульптуру. — Я не замечал очевидного. Потому что изо всех сил старался защитить себя от тех ощущений, которые испытывает весь свет: от радости и боли. Любовь к другому человеку сопряжена со счастьем и открытостью, которые для меня были равносильны беззащитности и уязвимости. — Рийс помолчал. — Знаешь, что я вдруг понял там, в гостинице, посреди ночи?
Лорен покачала головой, от волнения у нее пересохло во рту.
— Что? — с трудом промолвила она.
— Я понял: Клеа не хотела бы, чтобы я закрывался от любви к тебе. Она так любила жизнь, хотя ей было отведено немного. Уверен, ты непременно понравилась бы ей.
— Ну вот, я снова плачу, — всхлипнула Лорен. — Нужно что-то с этим делать.
— Я пытаюсь сказать, что вел себя как настоящий кретин. В истории с чеком и в ситуации с Максвеллом Гелвеем я был абсолютно не прав. Просто подсознательно понял, что влюбляюсь в тебя, и от страха решил разрубить этот узел, пока не поздно. Нападение грабителя послужило прекрасным поводом. Все оказалось просто: отправить тебя домой, а самому вернуться к спокойной, безопасной жизни.
