Ожидаю тебя - [33]

Джин увидела, что глаза Майка потемнели от гнева, и прочла в его взгляде невысказанный вопрос. «Неужели ее отец вам совсем не помогает?» — спрашивали его глаза, но вслух он произнес другое:

— Почему, Джин, почему?

София решила, что вопрос предназначался для нее, и ударилась в мечты о будущем. Джин отвернулась и стала смотреть на озеро, по которому скользила пара лебедей. Их подрастающее потомство плыло следом, выстроившись в прямую линию.

— Лебеди всегда остаются вместе. — Чистый детский голос Софии, которая словно проследила направление взгляда матери, заставил ее обернуться. — То есть, мама и папа, — добавила девочка. — Дети подрастают и улетают, а родители остаются вместе. Потому что они любят друг друга. Так мне мама говорила.

Джин почувствовала, что к глазам подступают слезы.

— Нам пора идти! — объявила она, поднимаясь на ноги так резко, что мышцы икры свело судорогой.

Она неловко оступилась, и Майк протянул руку, чтобы поддержать ее. Джин посмотрела на него сверху вниз и увидела, что его взгляд полон вопросов. Он тоже поднялся на ноги. Они стояли рядом, почти касаясь друг друга, и Джин не могла заставить себя сделать шаг назад.

Если он сейчас возьмет ее за руку… Если она дотронется до него…

— Мама, можно я побегу вперед?

Джин отогнала прочь опасные мысли и повернулась к дочери, которая стояла на пересечении двух дорожек.

— Только до границы тени, — сказала она, наблюдая, как худенькая фигурка метнулась к деревьям. — Я должна быть уверена, что она ни на кого не наткнется, — пояснила она Майку.

— Она достаточно видит, чтобы понять, где начинается тень? — спросил Майк, подавляя лихорадочный всплеск ее чувств практичностью своего вопроса.

— Не думаю. — Она свернула одеяло и направилась к тому месту, где ждала их София. — Скорее, она чувствует изменение температуры. Я не хочу расспрашивать ее об этом… — Она помолчала, подыскивая более понятное объяснение. — Тебе никогда в детстве не случалось просыпаться ночью с ощущением, что ты разучился дышать? Это настолько автоматическая реакция, что никто ее не анализирует. А стоит задуматься, как все начинает казаться очень сложным.

Майк замедлил шаги, понимая, что не следует обсуждать эту проблему при Софии.

— Ты боишься, что если малышка начнет думать о том, как она воспринимает окружающее, то утратит эту способность?

— Именно так! Поэтому я хочу разобраться в этом сама и пытаюсь тренировать свои чувства, чтобы найти разгадку.

— Это было бы интересное исследование — степень сенсорного восприятия у детей с нарушениями зрения или слуха.

— Конечно! — горячо согласилась Джин, догнав Софию и беря дочь за руку. — Я давно об этом мечтаю, — призналась она и еле слышно добавила: — Может быть, когда-нибудь…

Майк ничего не ответил. Наверное, он вспомнил о ее страстном желании стать медсестрой. Она распрямила плечи, споря про себя с воображаемым противником. Если одна мечта умерла, то это не значит, что нужно отбросить все остальные!

Они дошли почти до конца аллеи.

— Завтра утром мы идем в бассейн, — сообщила София.

Слушая щебетание дочери, Джин спрашивала себя, зачем она потратила столько денег на специалистов по развитию речи. В данный момент она предпочла иметь бы менее разговорчивого ребенка!

— Это бассейн в маминой больнице. Вы тоже можете пойти, раз вы доктор.

— Это было бы чудесно, — серьезно ответил он. — Я приду, если не буду занят.

— А потом пообедаете вместе с нами в столовой, хорошо?

Майк вопросительно приподнял бровь и посмотрел на Джин.

— Она обожает пюре из бобов на поджаренном хлебе, которое там готовят, и предпочитает нашу столовую любому кафе.

Он поморщился, видимо вспомнив пережаренный бифштекс, однако пробормотал нечто, означающее согласие, и легонько коснулся волос девочки.

— Увидимся в бассейне, София, — сказал он. — Веди себя хорошо.

— А я и так всегда хорошо себя веду, — возмущенно ответила она. — Я у мамы — единственная и самая-самая лучшая девочка.

Джин увидела, как Майк выпрямился и посмотрел ей в глаза. Сердце гулко забилось у нее в груди, когда она поняла, как много его любимых выражений она неосознанно перенесла на дочь. Среди них было и это — «Ты моя единственная и самая-самая лучшая девочка». Скажет ли он об этом? Она ждала, кожей ощущая повисшую паузу.

— Я буду в больнице, можешь позвонить туда, если захочешь поговорить.

Ничего не добавив к этой короткой фразе, он повернулся и пошел прочь.

Что он хотел сказать? Поговорить — о чем? Из болтовни Софии он мог уяснить только то, что они живут вдвоем и в их жизни нет мужчины. Она вдруг с ужасом подумала, что тогда у озера, рассказывая о лебедях, девочка могла сообщить Майку, что ее папа не любил маму, и поэтому они, в отличие от лебедей, расстались. Хорошо, что она вовремя отвлеклась!

8

Майк не пришел в бассейн, но зато там была Клер, которая рассказала Джин о том, как разворачивались события в отделении.

— Все произошло сегодня рано утром, — начала она, усаживаясь на бортик рядом с Джин, которая наблюдала, как София плавает взад и вперед поперек бассейна. — Послеродовое кровотечение! Можешь представить, что тут началось. Мистер Лойер, обычно тихий и робкий, истерически завопил при виде крови, а миссис Лойер начала угрожать, что засудит всех, — начиная от хозяев больницы и кончая охранниками.