Ожидая тебя - [4]

Джек уже давно научился прятаться в детской, когда нерадивые слуги, которым платили грошовое жалованье, убегали из дома, оставляя его одного. Он научился прятаться, когда его отец приезжал в поместье, как это было вчера, в компании своих опасных друзей.

Вчера, как только показались кареты с гостями, слуги тут же сбежали, оставив Джека одного. В каретах также ехали слуги из лондонского дома Колтрейна. Отец всегда привозил их, когда собирался устроить дикую попойку. Однако лондонская обслуга предназначалась для самого Колтрейна, а не для его маленького сынишки.

Не успел Джек пробраться в кухню и положить в корзинку немного еды про запас, как Август Колтрейн собственной персоной подъехал к дому. Он не поднялся в детскую. Он не послал за сыном. Он, возможно, вообще забыл, что у него есть сын. И про Мери тоже не помнил.

Джеку очень хотелось быть ему за это благодарным. Он и был благодарен. Правда был. Но как может человек забыть о собственном сыне? Что он сделал такого ужасного, что его собственный отец забыл о нем, притворяясь, будто его не существует?

Джек сердито смахнул со щеки слезу. Почему он так одинок? Почему никому нет дела до того, жив он или нет?

Когда отец приезжал в поместье в последний раз, Джек даже осмелился зайти к нему в спальню в надежде, что тот поговорит с ним, а может, и заберет его с собой в Лондон. Но Август лежал в постели с двумя голыми женщинами по бокам, и все, что он сделал, так это спросил, не хочет ли Джек к ним присоединиться.

Все то время, пока Джек бежал наверх в детскую, его преследовал визгливый женский смех.

С тех пор он не говорил с отцом и в этот приезд, те два дня и одну ночь, что отец был дома, избегал его. Если повезет, он вообще его не увидит, а отец уедет и не вернется до середины лета, после того как что-то, называемое в Лондоне сезоном[3], окончится. Мистер Шерлок сказал Джеку нечто, о чем он уже давно знал: «Оставайся в детской, малыш, и никому не показывайся на глаза».

Все, что было у Джека, так это — Мери. Если бы не она, он мог бы убить себя. Убить или убежать далеко-далеко. Так он говорил себе каждую ночь, когда отец был в доме, а иногда и когда его не было, и, наплакавшись, засыпал.

Но он не мог убежать. Он знал это даже до того, как три месяца назад в Колтрейн-Хаусе появилась Мери. Ему просто некуда было бежать. И он никогда себя не убьет, хотя были мгновения, когда ему хотелось это сделать.

Лучше вместо себя он убьет отца. Джек пришел к такому решению, когда Август Колтрейн в очередной раз уехал из поместья в Лондон. Мальчик пробрался вниз и увидел неприглядную картину хаоса, оставленного после отъезда отца и его гостей. Даже мистер Генри Шерлок сказал, что Августа Колтрейна следует наказать за то, что он делает со своим поместьем. Поэтому Джек решил, что прав, желая отцу смерти. Ну, может, не смерти, но чтобы он очень и очень пожалел о том, что вытворяет.

Теперь все не так ужасно. Теперь, когда у него есть Мери, Джек знал, что может вынести все, что угодно. Теперь, когда у него есть, кого любить и кто любит его. Отец мог быть в доме, в большой гостиной — происходить что-то страшное и непонятное, но на этот раз — впервые — Джек не был совершенно одинок.

Он скрестил пальцы, отгоняя нечистую силу, и крепко сжал рукоятку меча. Он вдруг почувствовал в себе силу и решимость. Если Мери будет в опасности, он убьет врага. Он готов умереть за Мери. Он, конечно, рассчитывал на то, что ничего страшного не произойдет, но все же… Он так ее любит. Она так ему нужна.

В животе у Джека заурчало, и он его потер, чтобы прогнать голод. Осталось всего шесть дней. Еще шесть дней ему придется украдкой приносить сюда еду, искать уголь для печки, вести себя тихо-тихо и очень осторожно. Через шесть дней отец уедет и вернутся слуги. Они накормят детей как следует, разожгут огонь. Через шесть дней он сможет расслабиться. И сможет поспать. Ах, как же ему хотелось выспаться!

Джек не знал, как долго он сидит на холодном полу, моля Бога о тишине, о том, чтобы долгая ночь наконец закончилась. Может, прошло несколько минут, а может, часов. На рассвете он немного вздремнет до той поры, пока не понадобится Мери. Это было время, когда гуляки засыпали, проиграв в карты всю ночь напролет. Почему это дни такие короткие, а ночи — длинные? Он не спускал глаз с задвижки, но тело от неподвижности затекло, глаза закрывались.

Неожиданно он услышал какие-то звуки. Звук шагов по голому деревянному полу. Голоса в коридоре. Раньше никто не поднимался так высоко. До сих пор он уверял себя, что готов защитить Мери. А теперь он вдруг заколебался, вспомнив, что он всего-навсего глупый маленький мальчик с дурацким ржавым мечом, и где уж ему защитить ее!

Может быть, это его отец? Сердце Джека ёкнуло в надежде, которая тут же исчезла. Он уже давно перестал надеяться на отцовское внимание. Если бы он или кто-либо из его пьяных друзей на самом деле пришел в детскую, это могло означать лишь беду — для него и Мери.

Джек с трудом поднялся на ноги. Меч был с него ростом и такой тяжелый, что его невозможно было поднять. Все будет хорошо. Должно быть. Дверь заперта и никто не сможет войти. Никто не причинит зла Мери.