Потом поняла.
«Боже мой, Анна Михайловна! И вы его на руках тащили? Вы просто героиня! Спасибо, конечно. Большое спасибо!»
«Чего там, — сказала моя бабушка. — Живая душа».
Тут бабушка Нечаевых, Вера Семёновна, как-то замялась.
«Даже не знаю, как теперь быть, — сказала она. — Мы ведь его, Анна Михайловна, честно говоря, нарочно на даче оставили…»
Вовсе они своего кота не теряли! Наоборот — занесли его в лес, подальше, чтобы спокойно уехать.
Их, конечно, обстоятельства вынудили! Ардальон так вырос за лето — просто ужас! В городской квартире он теперь не поместится. Там же паркет. Обои японские, их можно с мылом мыть. Но кот их обдерёт! Бабушка видела, какие у него когти? Пусть посмотрит. Это когтищи! Такой кот всю квартиру шерстью забьёт. Он линяет! В ванной его, что ли, купать?
Да, Никите, конечно, было жалко кота. Он плакал! Но родители ему обещали купить хомячка. Он уже успокоился. Дети быстро всё забывают.
«Всё, да не всё», — сказала моя бабушка.
Нет, Никита уже забыл. Пусть моя бабушка не волнуется за Никиту. Одно дело — держать в квартире маленького котёнка. А тут — совсем другое дело. Искренне жаль. Но такие размеры. Такие!
«Ладно, — сказала бабушка. — Живодёры подберут».
Но Вера Семёновна как раз думает, что Ардальону ещё повезёт. Ведь он сибирский! Если такого кота в городе выпустить, просто на улицу, возможно, его подберут очень хорошие люди. С большой квартирой. Почему обязательно живодёры? Только нужно кота отвезти на автобусе, а то он, чего доброго, к нам вернётся. И моей бабушке ещё будут хлопоты.
«На такси свезём», — сказала бабушка. И положила трубку.
«Что? Обратно на дачу?» — спросил дедушка. Он просто так спросил. Дедушка, конечно, всё понял.
«Ещё чего! — фыркнула бабушка; она иногда у нас так фыркнет, как девочка. — Я свою дружбу пока ещё размером не меряю. Были дети, собаки. Ладно! Теперь будет кот».
И Ардальон стал у нас жить.
Я весной на дачу приехала, а он уже живёт. Ходит за бабушкой по пятам лучше всякой собаки. В подпол за ней прыгает. Даже в море лезет. За мной Ардальон сначала никуда не ходил. Присматривался, что я за человек, — бабушка так считает. Ведь он уже горьким опытом был научен. Но потом видит: я же своя. Уж, во всяком случае, я его никогда не бросала. И не брошу. Он понял. И за мной тоже стал ходить.
Мы на даче дружно живём — вчетвером.
МОЖЕТ ЖЕ ЧЕЛОВЕК ПРОСТО ТАК СТОЯТЬ
Я просто так в сторонке стою. Вовсе не на автобусной остановке, но близко. Тут уже поляна, кусты. Ардальон вокруг меня ходит и траву нюхает. Клевер нюхает, купырь, тимофеевку… Понюхает, понюхает и чихнёт: так трава пахнет крепко.
А Никита Нечаев уже заметил, кричит:
— Адик! Адик!
Ардальон на него даже и не взглянул. Может быть, раньше он на Никиту и смотрел с удовольствием. Но не теперь.
— Одуванчик понюхай, — говорю я. — Знаешь как пахнет!
А Никита кричит:
— Адик, кис, кис! Иди сюда!
Его бабушка, Вера Семёновна, говорит:
— Оставь кота в покое. Ты же видишь — он тебя позабыл. У котов память гастрономическая. Кто кормит, тот и друг. Это не собака!
Неправда, Ардальон как раз ничего не забыл. Я заметила: когда он мимо нечаевской дачи идёт, у него хвост дрожит. Он нарочно на их дачу не смотрит. Ардальон гордый!
— Всё равно мой кот, — говорит Никита.
— Нет, Сашкин! — кричат Марина с Лариской. — Сашкин!
— Мой! — кричит Никита. — Мой! Мой!
— Сашкин! — кричат Марина с Лариской.
— Автобус идёт, — говорит бабушка Вера Семёновна. — Вон какая пыль на дороге.
Сразу перестали кричать. Конечно, они встречают!
К нам городской автобус два раза в день ходит. Утром — рано, я ещё сплю — и вот сейчас. Этот рейс удобный, на него можно после работы успеть. К кому-нибудь может мама приехать. Или папа.
Вообще у нас в посёлке мам мало. И пап почти не видно. Все работают! Никак не могут жить постоянно на даче со своими детьми. Это счастье, что хоть бабушки есть! У нас на каждой даче есть бабушка. Только у Марины Савчук бабушки нет. Зато у неё два дедушки.
— Это не автобус, — говорит Никита. — Это тётя Галя Мямлю гонит.
Тут уже все увидели.
Тётя Галя Полунина гонит свою козу Мямлю. Вернее, тащит. Тётя Галя её за верёвку тащит, а Мямля не хочет. Всеми копытами упирается, боком идёт поперёк дороги. Пыль подняла!
Тётя Галя чуть зазевается, Мямля её рогами толкает в спину. Но вперёд всё равно не хочет идти, а норовит свернуть, где крапива. Мямля не боится крапивы. У неё шерсть. Белая. Но сейчас не поймёшь какая. А у тёти Гали голые ноги.
Она Мямлю наконец до нас дотащила.
— Уф! — говорит. — Не коза, а чёрт. «Пройдой» надо было назвать.
— Ну почему же, Галина Трофимовна? — смеётся Никитина бабушка. — Вы, кажется, ею довольны?
— Потому что пройдоха! — говорит тётя Галя. — Опять к леснику ушла и забралась в капусту. Мне уж и молока не надо! Молоко у неё, конечно, хорошее, ничего не скажешь.
У нас в посёлке коз нет — одна Мямля. Козы страшно прожорливые, мне бабушка читала: они могут лес превратить в пустыню. Хотя наш лес они вряд ли бы превратили. Он большой, почти до самого города тянется. Но кто их знает! На всякий случай у нас коз не держат.
Только тётя Галя Полунина свою Мямлю держит.
