Ожерелье Мадонны. По следам реальных событий - [7]
И когда Олдос X. получает по своим интеллектуальным сусалам, то чего ждать приходскому священнику или мелкому часовых дел мастеру? Разве они всего лишь доноры органов, безграничность смерти? Да, да.
И потому я, дети мои, из другого кино. Ли Харви Освальд в засаде за контейнером с энциклопедией Ларусса. Эх, винтовочка ты моя, пусть бушует Комедия Кеннеди!
И вот так я, фигурально выражаясь, стал сбрасывать свои оковы, в процессе тихой, едва заметной революции. Конечно, это никак не было связано с фальсификацией исторических фактов, за что меня потом упрекали, и уж я вовсе не намеревался изготавливать исторических персонажей. Человечность — вечная константа. (Я имею в виду принадлежность к роду человеческому как к самой примитивной форме жизни).
То, чем занимался я, было наукой, открытием, инициацией. Разве не страшно кому-то продлить жизнь или сократить век, если это указывает на более глубокий параллелизм, если кого-то поместить в исторический момент, который ему внутренне подходит, если почти незаметной кисточкой какому-то простому лицу на фотографии добавить усики Джоконды, морщину кучера от южного ветра и жгучей слезы, мушиные очечки, конъюнктивитную красноту в глубине глаза, мелкую ложь в петлице пиджака, татуировку, невидимую под густой бородой, гусиную кожу, блеск?
Поймите меня правильно, но это как Антигона; когда она хочет похоронить брата так, чтобы только слегка его присыпать землей, ей не надо договариваться с тупым экскаваторщиком, роющим рвы для массовых захоронений. Достаточно действия, тонкой полоски света, скользнувшей по хладному телу, чтобы пренебречь всеми часовыми поясами (без их понятийного ограничения), которые всего лишь сырье для конвенций.
Историю следует писать как поэзию. Дети мои, или вы пишете александрийским стихом, или вы беззубы. (Что? Вам хочется спать? Я заканчиваю.) Значит, если не звучит, как следует, если гремит, как сломанный глушитель, пересчитай слоги заново! Я, что, на пальцах должен вам объяснять: что такое год рождения или смерти, что такое слог в стихотворении, что такое ножка у сороконожки? (Какие-то вы слегка заторможенные, знаю, такое бывает, когда меняется погода.)
И еще кое-что. Я все это делал по чуть-чуть. Не исправлял ни «Бурю в пустыне», ни Крестьянское восстание. Это все идеальные исторические сонеты — в первом случае поэтическая картина идентифицируется с миражом, во втором Матия Губец, крестьянский король, водрузил, наконец, на хмурое чело раскаленную корону судьбы. Все это уже существует в облаках, как у Микеланджело. Нет слов.
Но все-таки использовать скользящую рифму или метрическую экстрасистолу стыдно и подмастерью. Единственное, что меня интересует в истории — это форма, сказал я своим мучителям. То, что ты делаешь, не история, а астрология, сказали они, твое счастье, что никто не заметил. И со своей грязной водой выплеснули и ребенка.
Все это мне объяснили иносказательно, цирлих-манирлих, но оказалось, что до всего, вкратце мною рассказанного, вам нет никакого дела. Как будто речь идет о моем здоровье, о нервах. Ха-ха. А чего они ожидали? Чтобы я, одержимый каким-нибудь историческим персонажем, кончил, ловя рыбу в тазу, карабкаясь вверх по лучу света из фонарика, вытаскивая резинку из женских трусов? Как это печально, господа.
Но я бы не отступился, если бы сам себя не выгнал из той норы, прямо как тот охотник из мультфильма, который засунул голову в ствол пушки, зажег спичку, чтобы осмотреться в неожиданно темном вилайете, и подпалил фитиль. Чихнул и вылетел из архива на улицу.
Кашлял, хрипел, сипел, плакал кровавыми слезами. Пошел к настоящему доктору и показал ему язык. Он меня как следует ощупал, помял, повертел и пришел к выводу, что я в свои прекрасные юные годы заимел аллергию на библиотеки. (Так что, и та самая, моя личная библиотека, теперь стала ограничиваться этой приобретенной гиперчувствительностью, и свелась, в основном, к словарям, грамматикам и легко забываемой поэзии, то есть к тому, что вызывает лишь легкий кошачий чих.)
Аллергия же стала поводом для моего изгнания из словаря. И потому статью о Литературном Жуке-древоточце вы не найдете ни на одну букву. Якобы опять какой-то помощник архивариуса забылся и именно этот выдвижной картотечный ящик с определением и толкованиями оставил дома. Я знаю, так они людей стирают с фотографий. Это лучшая кислота, в которой исчезают лица.
Можно, черт побери, жить и с собственным поражением. Был один, который, проснувшись, обнаружил, что превратился в жука-древоточца, а потом ему это понравилось. Если это вас, дети, подготовит к жизни, то мои полдюжины ног не будут канцерогенным избытком. История — сенильная, неряшливая учительница. Карауль!
А что касается циничных замечаний моих бывших работодателей, то должен сказать, что никогда не противился лабиринтам гороскопов, хотя ярмарочное толкование различных знаков, спаривание общих свойств с конкретными, разные скрещивания и взаимодействия, все эти чванливые астрологические знания, этот повествовательный жанр — по-прежнему основательный способ надуть какую-нибудь дурочку, которая на глазах у всех стирает помаду с передних зубов, напяливает бюстгальтер огромного размера, как будто жонглирует собственными сиськами перед тем, как увязнуть в какой-нибудь оргиастической секте.
Однажды утром Майя решается на отчаянный поступок: идет к директору школы и обвиняет своего парня в насилии. Решение дается ей нелегко, она понимает — не все поверят, что Майк, звезда школьной команды по бегу, золотой мальчик, способен на такое. Ее подруга, феминистка-активистка, считает, что нужно бороться за справедливость, и берется организовать акцию протеста, которая в итоге оборачивается мероприятием, не имеющим отношения к проблеме Майи. Вместе девушки пытаются разобраться в себе, в том, кто они на самом деле: сильные личности, точно знающие, чего хотят и чего добиваются, или жертвы, не способные справиться с грузом ответственности, возложенным на них родителями, обществом и ими самими.
Жизнь в стране 404 всё больше становится похожей на сюрреалистический кошмар. Марго, неравнодушная активная женщина, наблюдает, как по разным причинам уезжают из страны её родственники и друзья, и пытается найти в прошлом истоки и причины сегодняшних событий. Калейдоскоп наблюдений превратился в этот сборник рассказов, в каждом из которых — целая жизнь.
История о девушке, которая смогла изменить свою жизнь и полюбить вновь. От автора бестселлеров New York Times Стефани Эванович! После смерти мужа Холли осталась совсем одна, разбитая, несчастная и с устрашающей цифрой на весах. Но судьба – удивительная штука. Она сталкивает Холли с Логаном Монтгомери, персональным тренером голливудских звезд. Он предлагает девушке свою помощь. Теперь Холли предстоит долгая работа над собой, но она даже не представляет, чем обернется это знакомство на борту самолета.«Невероятно увлекательный дебютный роман Стефани Эванович завораживает своим остроумием, душевностью и оригинальностью… Уникальные персонажи, горячие сексуальные сцены и эмоционально насыщенная история создают чудесную жемчужину». – Publishers Weekly «Соблазнительно, умно и сексуально!» – Susan Anderson, New York Times bestselling author of That Thing Called Love «Отличный дебют Стефани Эванович.
Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.
Джозеф Хансен (1923–2004) — крупнейший американский писатель, автор более 40 книг, долгие годы преподававший художественную литературу в Лос-анджелесском университете. В США и Великобритании известность ему принесла серия популярных детективных романов, главный герой которых — частный детектив Дэйв Брандсеттер. Роман «Год Иова», согласно отзывам большинства критиков, является лучшим произведением Хансена. «Год Иова» — 12 месяцев на рубеже 1980-х годов. Быт голливудского актера-гея Оливера Джуита. Ему за 50, у него очаровательный молодой любовник Билл, который, кажется, больше любит образ, созданный Оливером на экране, чем его самого.
Михаил Ганичев — имя новое в нашей литературе. Его судьба, отразившаяся в повести «Пробуждение», тесно связана с Череповецким металлургическим комбинатом, где он до сих пор работает начальником цеха. Боль за родную русскую землю, за нелегкую жизнь земляков — таков главный лейтмотив произведений писателя с Вологодчины.
Этот роман — о жизни одной словенской семьи на окраине Италии. Балерина — «божий человек» — от рождения неспособна заботиться о себе, ее мир ограничен кухней, где собираются родственники. Через личные ощущения героини и рассказы окружающих передана атмосфера XX века: начиная с межвоенного периода и вплоть до первых шагов в покорении космоса. Но все это лишь бледный фон для глубоких, истинно человеческих чувств — мечта, страх, любовь, боль и радость за ближнего.
События книги происходят в маленьком городке Паланк в южной Словакии, который приходит в себя после ужасов Второй мировой войны. В Паланке начинает бурлить жизнь, исполненная силы, вкусов, красок и страсти. В такую атмосферу попадает мясник из северной Словакии Штефан Речан, который приезжает в город с женой и дочерью в надежде начать новую жизнь. Сначала Паланк кажется ему землей обетованной, однако вскоре этот честный и скромный человек с прочными моральными принципами осознает, что это место не для него…
«…послушные согласны и с правдой, но в равной степени и с ложью, ибо первая не дороже им, чем вторая; они равнодушны, потому что им в послушании все едино — и добро, и зло, они не могут выбрать путь, по которому им хочется идти, они идут по дороге, которая им указана!» Потаенный пафос романа В. Андоновского — в отстаивании «непослушания», в котором — тайна творчества и движения вперед. Божественная и бунтарски-еретическая одновременно.
Это книга — о любви. Не столько профессиональной любви к букве (букве закона, языковому знаку) или факту (бытописания, культуры, истории), как это может показаться при беглом чтении; но Любви, выраженной в Слове — том самом Слове, что было в начале…