Ожерелье королевы - [29]

— Тес! Стучат! — произнесла г-жа де ла Мотт.

— Ах да, верно! — сказала старуха. — Иду, иду! Госпожа де ла Мотт сгребла со стола рукой пятьдесят двойных луидоров и бросила их в ящик.

— О Провидение! Пошли мне еще сотню луидоров, — прошептала она, задвигая ящик.

Тем временем дверь на площадку отворилась, и в первой комнате послышались мужские шаги.

Мужчина и г-жа Клотильда обменялись несколькими словами, но разобрать их смысл графиня не сумела.

Потом дверь снова закрылась, шаги затихли на лестнице, и старуха вернулась в комнату с письмом в руке.

— Вот! — протягивая письмо своей госпоже, сказала она.

Графиня внимательно рассмотрела почерк, конверт и печать.

— Пасти с девятью золотыми ромбами, — подняв голову, сказали она. — У кого же это на гербе пасти с девятью золотыми ромбами?

Она порылась в памяти, но тщетно.

— Прочтем-ка письмо, — пробормотала она.

Бережно вскрыв конверт — так, чтобы не повредить печать, она прочитала:

«Сударыня! Особа, к которой Вы обратились с ходатайством, может увидеться с вами завтра вечером, если Вы будете любезны открыть ей дверь».

Графиня снова напрягла память.

— Я стольким писала! — рассуждала она. — Ну-ка посмотрим, кому же это я писала!.. Да всем! Кто же мне отвечает — мужчина или женщина?.. Почерк не говорит ни о чем... самый обыкновенный... типичный почерк секретаря… Ну, а стиль? Стиль покровительственный... старинный и гладкий. Но женщина написала бы: «Будет ждать Вас завтра вечером». Значит, это мужчина… Однако вчерашние дамы приехали сами, а между тем это знатные дамы… Подписи нет… У кого же это пасти с девятью золотыми ромбами?.. О! — воскликнула она. — С ума я, что ли, сошла? Да, я писала господину де Гемене и господину де Роану; совершенно ясно, что отвечает один ив них… Но гербовый щит не разделен на четыре части — значит, письмо от кардинала… Ах, кардинал де Роан, этот волокита, этот дамский угодник, этот честолюбец приедет, чтобы увидеться с госпожой де ла Мотт, если госпожа де ла Мотт откроет ему дверь!.. Что ж, он может быть спокоен! дверь будет открыта. А когда? Завтра вечером.

Она задумалась.

«Даму-патронессу, которая дала сто луидоров, можно принять в этой лачуге; она может мерзнуть на моем холодном полу и мучиться на моих жестких стульях, как святой Лаврентий на своей решетке note 20. Но князь Церкви, но салонный завсегдатай, но властитель сердец! Нет, нет, нищета, которую посетит духовная особа такого ранга, должна быть обставлена роскошнее иного богатства!»

Она повернулась к служанке, стелившей постель.

— До завтра, госпожа Клотильда! — сказала она. — Да не забудьте разбудить меня пораньше.

С этими словами она сделала старухе знак оставить ее одну — разумеется, чтобы поразмыслить на свободе.

Вместо того чтобы заснуть, Жанна де Валуа строила планы всю ночь. Г-жа Клотильда, которая спала не дольше.

Чем она, точно выполняя приказание, явилась разбудить ее на рассвете.

К восьми часам графиня закончила свой туалет, то есть надела элегантное шелковое платье и с большим вкусом сделала прическу.

Выйдя из дому, графиня через десять минут подошла к магазинам мэтра Фенгре, где мы сейчас застанем ее и увидим, как она восхищается и выбирает товары в этом подобии пандемониума note 21, набросок которого мы сейчас попытаемся сделать.

Пусть читатель представит себе каретный сарай в пятьдесят футов длиной, в тридцать футов шириной и в семнадцать футов высотой; на стенах висят все виды гобеленов времен царствования Генриха IV и Людовика XIII; к потолку, теряясь среди уймы разнородных предметов, подвешены люстры с жирандолями XVII века; они задевают набитые соломой чучела ящериц, церковные светильники и летучих рыбок.

На земле свалены в кучу ковры и циновки, мебель с витыми колонками, с четырехугольными ножками, резные дубовые буфеты, консоли на золоченых лапах времен Людовика XV, софы, покрытые розовой шелковой узорчатой тканью или утрехтским бархатом, кровати, широкие кожаные кресла — излюбленные кресла Сюлли note 22, эбенового дерева шкафы с резными панелями и с медными багетами, столики Буля note 23 из музыкальных инструментов или цветов.

Кровати розового дерева и кровати дубовые, на помостах и под балдахинами, занавески всех форм, со всевозможными рисунками; всевозможные ткани соединялись или сталкивались в полутьме сарая.

Спинеты, арфы, цитры на круглых столиках на одной ножке, клавесины; набитое соломой чучело собаки Мальборо note 24 с эмалевыми глазами.

Белье любого качества, платья, висящие рядом с бархатными костюмами, стальные, серебряные, перламутровые эфесы.

Факелы, портреты предков гризайли note 25, гравюры в рамах и всевозможные подражания Берне note 26, бывшего тогда в моде, того самого Берне, которому королева заметила так милостиво и так тонко:

— Бесспорно, господин Берне, вы один во Франции вызываете и дождь, и хорошую погоду.

Глава 14. МЭТР ФЕНГРЕ

Госпожа де ла Мотт, которую допустили рассматривать все эти богатства, обращала внимание только на то, чего ей не хватало на улице Сен-Клод.

В Париже то, чего не покупают, берут напрокат; именно съемщики меблированных комнат пустили в ход поговорку: «Смотреть значит иметь».