Ожерелье королевы - [26]

Филипп, принятый в игру и сидевший напротив сестры, был весь под ошеломляющим впечатлением от этой, неожиданно согревшей его, милости.

«Куаньи, Водрейль, — повторял Филипп. — Они любили королеву и были любимы ею! О, почему, почему эта клевета столь ужасна? Почему ни один луч света не проникнет в глубокую бездну, именуемую женским сердцем, бездну тем более глубокую, что это — сердце королевы?»

Филипп все еще размышлял об этом, когда часы в Зале гвардии пробили три четверти восьмого. В то же мгновение послышался шум. По валу шли быстрыми шагами. По плитам пола застучали ружейные приклады. Гул голосов, проникший в приоткрытую дверь, привлек к себе внимание короля — он откинул голову, чтобы ему было лучше слышно, и сделал знак королеве.

Она поняла его и сейчас же объявила о начале вечера.

Неожиданно в зал вошел маршал де Кастри и громким голосом произнес:

— Ваше величество! Угодно ли вам принять господина бальи де Сюфрена, прибывшего из Тулона?

При этом имени, произнесенном голосом громким, торжествующим, ликующим, в зале поднялось неописуемое волнение.

— Да, сударь, — отвечал король, — с превеликим удовольствием.

Сюфрен был пятидесятишестилетний человек, толстый, низкорослый, с огненными глазами, с благородными и легкими движениями. Проворный, несмотря на тучность, величественный, несмотря на проворность, он гордо носил свою прическу или, вернее, свою гриву; привыкший любую трудность превращать в забаву, он изобрел способ, благодаря которому его одевали и причесывали в почтовой карете.

На нем были красная куртка и голубые штаны. Он не снял воротник с военного мундира, над которым его мощный подбородок округлялся как необходимое дополнение к его огромной голове.

— Господин бальи! Добро пожаловать в Версаль! — увидев де Сюфрена, с сияющим лицом воскликнул король. — Вы принесли сюда славу, вы принесли все, что на земле приносят герои своим современникам; я ничего не говорю вам о будущем — это ваша собственность. Обнимите меня, господин бальи!

Де Сюфрен преклонил колено, король поднял его и обнял так сердечно, что по лицам всех присутствующих пробежал трепет радости и ликования.

Если бы не почтение к королю, собравшиеся огласили бы зал криками «браво».

Король повернулся к королеве.

— Сударыня, — сказал он, — это господин де Сюфрен, победитель при Тринкомали и Мадрасе, гроза наших соседей-англичан, это мой Жан Бар note 19!

— Сударь! — заговорила королева. — Я не в силах достойно восхвалить вас. Но знайте, что при каждом вашем пушечном выстреле во славу Франции мое сердце готово было выпрыгнуть из груди от восхищения и благодарности.

Король взял де Сюфрена за руку, намереваясь первым долгом увести его к себе в кабинет, чтобы побеседовать с ним о его путешествиях и экспедиции.

Но де Сюфрен оказал ему почтительное сопротивление.

— Государь, — произнес он. — Раз уж вы, ваше величество, так добры ко мне, то соблаговолите…

— У вас есть ко мне просьба, господин де Сюфрен? — спросил король.

— Государь, один из моих офицеров настолько серьезно нарушил дисциплину, что, как я полагаю, только вы, ваше величество, можете быть судьей в этом деле.

— Ах, господин де Сюфрен, а я-то надеялся, что первой вашей просьбой будет просьба о милости, а не о наказании! — сказал король.

— Государь! Я уже имел честь доложить вам, что вы, ваше величество, сами будете судить о том, как вам поступить.

— Я слушаю.

— В последнем бою офицер, о котором идет речь, был на «Суровом».

— А-а! Это тот корабль, который спустил флаг, — нахмурив брови, заметил король.

— Государь! Капитан «Сурового» действительно спустил флаг, — с поклоном отвечал де Сюфрен, — и сэр Хьюз, английский адмирал, уже направил шлюпку, чтобы захватить свою добычу, но лейтенант, наблюдавший за батареями с нижней палубы, увидев, что огонь прекратился и получив приказ дать пушкам команду умолкнуть, поднялся на верхнюю палубу; тут Ой увидел, что флаг спущен, о капитан готовится к сдаче. Государь! Я прошу прощения у вашего величества, но при виде этого вся его французская кровь взбунтовалась. Он взял флаг, находившийся от него на расстоянии вытянутой руки, схватил молоток и, приказав возобновить огонь, прибил флаг.

Благодаря этому событию, государь, «Суровый» остался у вашего величества.

— Прекрасный поступок! — произнес король.

— Доблестный! — сказала королева.

— Да, государь, да, сударыня, но это весьма серьезное нарушение дисциплины. Приказ был отдан капитаном, и лейтенант обязан был выполнить его. Я же прошу вас помиловать этого офицера, государь, и прошу тем настойчивее, что это мой племянник.

— Дарую, дарую ему помилование, — вскричал король, — и заранее обещаю свое покровительство всем ослушникам, которые сумеют отомстить таким образом за честь флага и французского короля! Вы должны были бы представить мне этого офицера, господин бальи.

— Он здесь, — сказал де Сюфрен, — и, коль скоро ваше величество разрешает… Де Сюфрен обернулся.

— Подойдите сюда, господин де Шарни, — сказал он.

Королева вздрогнула. Это имя пробудило у нее совсем недавнее воспоминание.

Тут от группы, составленной де Сюфреном, отделился молодой офицер и предстал перед глазами короля.