Озеро юности - [2]

Как, наверное, все одинокие люди Никитин вел какое-то подобие дневника. Иногда вечерами он садился зa стол, доставал толстую тетрадь и записывал свои мысли, происшедшие в его жизни события, впечатления от командировок, цитаты иэ книг - но записи его были очень отрывочны и редки. Никитин словно стыдился этого своего занятия, так как считал, что дневники ведут или знаменитые писатели или влюбленные школьницы.

На дневнике Никитин не остановился. Месяца три или четыре подряд он не смотрел телевизор и не читал книг, а писал,

сгорбившись над тетрадью, по нескольку раз зачеркивая и исправляя написанное, забыв о времени и о том, что утром на работу.

Никитин пробовал силы в беллетристике.

Рассказы его (это он и сам понимал) получались неуклюжими, серыми и тоскливыми, как осеннее утро, герои грустили, неудачно влюблялись и бродили ночью под холодным дождем, подняв воротники плащей, иногда пили водку, разглядывая фотографии любимых, иногда бросали все к чертовой матери и уезжали в дальние края, где ждала ик очередная неудачная любовь.

Однажды вечером Никитин перечитал свои литературные опыты и

хотел их выбросить, но потом передумал и положил на полку в кладовке, где хранились старые журналы.

А известным он решил стать после того, как ехал однажды на электричке на Москвы в аэропорт Быково, воэвращаясь из командировки. Уже стемнело, зa мутным стеклом вагона проплывали гигантские коробки новых домов и светились сотни окон. И вдруг его ошеломила отчетливая, горькая и пронзительная мысль: он затерян в огромном мире. Никто из людей, живущих за этими сотнями окон, не знает и никогда не узнает, что есть на свете некто Никитин, который едет сейчас в полупустом вагоне пригородного поезда и скоро улетит туда, где никто, кроме горстки сослуживцев и соседей по лестничной площадке, тоже его не знает.

"Что значит фамилия "Никитин" для миллионов людей? - думал

он, как завороженный глядя на вереницу окон. - Мое имя для этих миллионов - ничего не значащий звук".

И ему стало на мгновение неуютно и страшно. Потом он начал читать захваченный в дорогу журнал и эта горькая и острая мысль растворилась, затихла в глубине. Но не надолго.

С прозой у него не получилось и он принялся за стихи. Стихи короче, убеждал он себя, в них быстрее и легче можно выразить чувства, раскрыть душу. В русском языке необъятные россыпи слов, которые можно зарифмовать, и вся сложность состоит только в том, чтобы найти такие парные слова.

Стихов ему удалось написать порядочно. Он вообще любил поэзию, особенно Блока, античную лирику, много перечитал со школьных лет и поэтому без особого труда смог понять, что его стихи подражательны и бледны, как отражение в пыльном зеркале. В общем, получалось то же, что и с прозой.

Но рифмованные строки туманили голову, удачные, на его взгляд, рифмы обманчиво сулило признание и Никитин рискнул послать стихи в редакцию одного из журналов с тайной надеждой: а

вдруг? А вдруг станет лебедем гадкий утенок? Понимал он, конечно,

что стихи его никуда не годятся и все-таки в глубине души любовался ими, потому что это были не просто строки, а риф-мо-ван-ные строки, и эти строки об осеннем дожде, одиночестве, неразделенной любви и бессонных ночах придумал он, Никитин, придумал сам, умело зарифмовав "могилой - милой", "в слезах - в глазах", "забвенье - терпенье" и много других слов.

И начались мечтания по вечерам в пустой квартире.

Вот редакция получает бандероль с его стихами, какой-нибудь литсотрудник читает их и дает "добро". Стихотворения, пусть не все, пусть два или три - неважно! - появляются на страницах выходящего массовым тиражом журнала и о нем, наконец-то, узнают. Наконец-то поймут его душу, и сослуживцы

будут удивляться и ахать: "Неужели это написал наш молчун

Никитин? Во дает!" - и прочитает его стихи черноглазая

одноклассница, и у двери его квартиры будут толпиться красивые

женщины, наперебой предлагая руку и сердце, и когда он будет

ехать в троллейбусе на работу, люди начнут переглядываться и шептать друг другу, уважительно поглядывая на него: "Это тот самый Никитин, что в последнем номере... Вы читали?"

Он смеялся над собой, и немного презирал себя за детские мечты, совсем не подходящие для триццатилетнего человека, но поделать с собой ничего не мог. Ему очень хотелось верить, хотя он прекрасно знал, что верить бессмысленно.

Стихи ему вернули.

И было еще у Никитина самое дорогое воспоминание, которое есть, наверное, у каждого человека. Оно единственное, и оно не стирается со временем, и если очень трудно приходится в жизни - воспоминание это приносит облегчение.

У Никитина таким воспоминанием было одно далекое озеро, что осталось на дне прошедших лет.

Тем летом ему исполнилось пятнадцать. Он отдыхал в деревне у тетки бродил по лесу, собирал землянику, купался в речке с прозрачной водой, катался верхом на смирной кобыле с диковинным именем Дидона, сошедшим со страниц Вергилия и таким странным в русской деревеньке, лазил по развалинам церкви, простоявшей не один десяток лет, чтобы осыпаться кирпичной пылью от взрыва немецкой бомбы, читал.