Озеро - [2]

Вот такого рода воспоминания возникают у меня о жизни в том городке.

Они не оставляют меня даже сейчас, хотя мне уже почти тридцать.

Во время нашей последней встречи папа пристально взглянул на меня, так похожую на свою маму, и не смог сдержать слез: "Мы ведь только сейчас собирались зажить по-настоящему. Строили планы на старости лет отдохнуть, попутешествовать везде. Сколько раз мы говорили с ней о том, как совершим кругосветное путешествие на корабле. Вместо того чтобы рассуждать, что же будет с моей работой и как мама оставит свое заведение, нужно было все бросить и махнуть не задумываясь".

Поскольку папа почти не пьянел и любил шумные компании, думаю, в прошлом он был не прочь поразвлечься, однако, с тех пор как встретил маму, у него ни с кем больше не было близких отношений.

Видимо, в силу каких-то своих комплексов он хотел казаться плейбоем, но все это было наносное. Как ни крути, отец выглядел совсем неважно: лысоватый провинциал, совершенно лишенный какой-либо сексуальной привлекательности. К тому же лицом не вышел, так что любой настоящий гуляка, взглянув на его серьезную физиономию, лопнул бы со смеху.

По натуре папа очень простой человек, но то ли в силу своего положения, то ли оттого, что унаследовал родительский бизнес, он всегда был словно связан по рукам и ногам и, мне кажется, вовсе не намерен был освобождаться от пут. В связи с этим создавалось впечатление, что папа, будучи президентом торговой компании в столичной префектуре, попросту старался внешне соответствовать образу своего отца — владельца земельных наделов — и вести себя соответствующим образом, что стоило ему немалых усилий над собой.

Я думаю, в его жизни мама была единственным цветком, источавшим аромат свободы.

В их общее с мамой пространство папа решительно не пускал никого постороннего. Именно там он мог быть таким, каким хотел быть на самом деле. Приходя в наш дом, он чинил крышу, работал в саду, ходил с мамой куда-нибудь поужинать, проверял мое домашнее задание, ремонтировал мой велосипед.

Однако родители никогда не думали о том, чтобы уехать из этого городка и обрести свой независимый мир только для двоих. Находиться вместе в тех условиях — это и было их образом жизни.

Сейчас папу, наверное, больше всего огорчает, то что я отдалилась от него.

Не то чтобы его это серьезно печалило, но, я думаю, он чувствовал порой мое некоторое отчуждение.

Возможно, он переживал, что когда-нибудь, в один из дней, услышит от меня: "У нас изначально разные фамилии, и с этого дня ты мне чужой человек".

Время от времени папа зачем-то переводил мне деньги, присылал еду. Я звонила ему, чтобы поблагодарить. Даже на расстоянии мне отчетливо передавалась папина грусть:

Казалось, будто он так и хочет мне сказать: "Но ведь мы все еще отец и дочь, разве нет?!"

Я благодарила, принимала эти деньги, но ни разу так и не решилась сказать ему ни слова о том, что и впредь, конечно, наши с ним отношения папы и дочки продолжатся. Дело в том, что такие узы я не воспринимала за долг, обязывающий сказать нечто подобное. Папа из-за своего ложного чувства вины не знал, что и думать. Папа есть папа.

Мне же все это стало безразлично.

В критические моменты я не гнушаюсь принимать помощь, но стоит мне получить в подарок что-либо дорогостоящее, как тут же на пороге появляются завистники, желающие взглянуть на презент, и это изрядно раздражает.

Все, что могло связывать меня с тем городом, бесило. Мне хотелось свести все к минимуму.

Думаю, что сами мама и папа не считали, как казалось мне, что их ноги будто опутаны цепями и прикованы к этому городу.

Поэтому меня никогда не покидали мысли о том, как вырваться и убежать из него. Что, если бы, живя там, я встретила парня и у нас вдруг завязались серьезные отношения? Мы бы сыграли пышную свадьбу в какой-нибудь местной гостинице, а потом бы еще и ребенок появился. И это был бы полный финиш. Потому-то, когда мои одноклассницы наивно влюблялись и грезили в мечтах о свадьбе, я сохраняла спокойствие и хладнокровие. Я отдавала себе отчет в том, к чему буду привязана в итоге, и это определяло мое поведение. Таким образом, я поставила перед собой цель: окончив школу, сразу же поступить в Токийский университет и уехать из дома.

Я ощущала душой и телом пустячную, но все-таки очевидную дискриминацию в отношении себя.

"Хоть ты и ребенок местной знаменитости, но на самом-то деле незаконнорожденная дочь мамы-сан из питейного заведения", — реплики подобного рода и более жестокие звучали со всех сторон. Мой папа был известен только в том городишке.

Когда я переехала в Токио, то превратилась в довольно заметную красавицу-студентку и с легкостью стала выделяться на общем фоне.

Никогда в жизни мне не забыть тех чувств, что испытала при виде людей, переполненных любопытством и завистью, которые пришли проститься с моей мамой, одетые в подобающий случаю черный цвет лишь из чувства общественного долга и этикета, и которые с фальшивым выражением торжественной скорби горящими взглядами испепеляли ее гроб. Не забыть то состояние, когда я готова была станцевать голой среди толпы лощеных лицемеров, чтобы разрушить эту атмосферу притворства и лжи.