Овсяная и прочая сетевая мелочь № 24 - [11]

Главное, чему меня научило ренегатство - это верно проведенное планирование. Я - профи. Во всем. Как и ты, собственно. И мы стали с тобой хомячками и уползли жить к смиренной мною крысе в нору. Мы пожили там несколько недель, этакий затянувшийся уикенд. А потом я сдала тебя властям.

Я никогда не плодила собственных клонов и никогда не была ренегатом. Hа самом деле я была ловцом. А охотиться на новорожденных ренегатов было моей работой.

20.06.2003

========================================================================== Oleg Docenko 2:5020/400 23 Jun 03 08:58:00 Татьяна Краюшкина

Я и Ты в Hашем Городе

Куда бы ты не уехал от меня, ты все равно будешь рядом со мной, в нашем городе. Который дан только нам двоим - Тебе и Мне. Потому что на всем белом свете есть только один город - Владивосток. Все остальные города - его неумелые наброски, отражения или имитации слепков, даже Петербург с его архитектурой, даже Лондон с его туманами, даже Сеул с его разрывающей легкие духотой, даже Hагоя с ее тайфунами, даже Москва с ее акулоподобными горожанами. Во Владивостоке это всё есть с избытком. Поэтому я навсегда останусь здесь. Поэтому ты никогда не вернешься в наш город - тебе будет хватать его в других городах, там, где ты живешь сейчас.

В нашем городе нет места другим людям. Здесь только Я и Ты. Я ступающая по бордюру пятилетняя девочка, первый раз сама иду в магазин за хлебом. Я - нимфетка в лиловых цветах летнем платье, в руке - букет из опушенных июнем одуванчиков. Я - студентка, рассыпавшая по лицу веснушки и заламывающая своё существо от осознания беременности (а ведь не успела еще пожить для себя, насытиться только мне принадлежащей жизнью). Я - молодая мамочка, шлепающая по попке непослушное чадо (пора бы уже и похудеть - два года после родов прошло - может быть, муж начнет обращать внимание, а не сбрасывать, как промасленную бумажку в урну, двадцать минут в неделю). Я верблюдица с отросшей перекисью, волочащая сумки и мирно посасывающая валидол. Я - сухофрукт женщины, подпирающей на пенсии скамеечку у подъезда и глодающей взглядом всех входяще-выходящих. Я - зародыш в теплом животике мамы.

Ты - малыш в таких смешных штанишках, бросаешь мне в глаза песок. Ты школьник, ударивший меня кулаком в спину (ты еще не умеешь иначе выражать свою любовь ко мне). Ты - вытянувшийся в руках и ногах подросток (чтобы было чем обнимать и куда усаживать меня, когда ты вырастешь). И твоя шея тоже немного вытянулась. Скоро, очень скоро, мы будем с тобой обниматься по-собачьи - шеями. Шея к шее - есть ли на свете нежнее объятие? Когда твое самое незащищенное прикрывает любимый своим самым незащищенным. Ты только что женившийся на мне, и еще не знаешь, что через пару месяцев снова начнешь изменять мне, как изменял раньше. Ты даже не будешь считать это изменой. Ты сам умиляешься от утвердившейся в тебе жажды верности. Ты ведь никого не любишь, кроме меня, а о тех женщин просто удовлетворяешься. В этом ты будешь убеждать меня каждый раз, когда я обнаружу на твоих рубашках или брюках помаду не моего тона. Ты - сорокалетний павлин, изучающий лиловые цветы моего летнего платья. Ты - почти не мужчина, боящийся приближающейся импотенции, как женщина боится мышей, - со всей возможной самоотдачей. И вот ты уже не заглядываешься на женщин, теперь тебе нравится разговаривать о погоде с ровесницами в аптеке, когда ты покупаешь слабительное.

Hа самом деле на свете есть только Я и Ты. Я упряма в своем постоянстве утверждать это. Я упряма в своем постоянстве не замечать других мужчин.

Мне нравится влажность воздуха нашего города. Это не болезнь, это потребность вдыхать влагу, которой насыщен воздух. Hе нравится Сибирь, меня породившая.

Слишком иссушен воздух, слишком жарко летом, слишком холодно зимой. Слишком резко, как у Петрова-Водкина. В погоде я люблю акварель. Климат нашего с тобой города - акварель. Люди бросают его в поисках лучшего климата, бегут прочь от тайфунов и ветров. Просто они не понимают, что можно стать лодкой летом и парусником зимой. Ждать столь редкого снега трижды в год - и дождаться. Это радость и даже немножко смысл бытия.

У нас с тобой есть личный океан. Я - как Тихий океан, подлизывающийся к нашему городу и родящий тайфуны. Смысл нашего с океаном существования - в касанье чужих стоп и мыслей, в обтекании чужих тел и поступков, в приливах и отливах в иное существо, которое стремишься заполнить и которым заполниться. Ты и есть то иное существо. Я не мыслю своего существования без тебя. Без тебя мне нечем будет дышать.

Петербург - иной мир. Там живут иные люди. Слишком воспитанные, слишком европеизированные. Они очень медленно думают. Когда я была там, напитавшись их образом мышления, начала тормозить в собственных мыслях и обнаружила непонятно как возникшие на моих лодыжках путы условностей. Мне не понравилось, и я вернулась во Владивосток.

Лондон - город-смог. Удивительно, как этот туманородящий (живородящий) паразит смог породить столь солнечное восприятие радости - прерафаэлитов.

Город-памятник самому себе. Город манерной сдержанности и лживой распущенности Диккенса. Поэтому и бросила Лондон, как быстро приевшегося любовника.