Овощи души - [9]

Шрифт
Интервал

«Бытие есть вообще открытый вопрос, начиная с той границы, где прекращается наше поле зрения».

Приходится только сожалеть о том, что Ваше поле зрения, товарищи основоположники коммунистических проповедей, является таким ограниченным даже в рамках вашего конкретно–исторического периода, не говоря уже о современной точке зрения релятивистской (как бы вам ни был противен этот термин) космологии, утверждающей в теории неоднородной Вселенной, что «теоретически допустимы ситуации, когда пространство, метрически бесконечное в данной системе отсчета, в другой системе занимает ограниченную и конечную область.» (A. K. Зельманов, «Бесконечность и Вселенная» М. 1969.) и что «возведение идеи метрической бесконечности Вселенной в некий философский принцип совершенно несостоятельно» (Чудинов, стр. 218—221).

Все можно простить Юпитеру, даже то, что он не смог схватить конечного пространства — времени, но Быку этого ни в коем случае прощать нельзя, тем более, что он в «Философских тетрадях», видите ли, не может (или не желает) представить движение со скоростью 300 ООО км в секунду, в чем и сознается, вынужденно сознается на стр. 182.

Как ни прискорбно, но приходится констатировать, что теория относительности не была оприходована энциклопедическим? мозгом Вождя мирового пролетариата.

Неизвестно от кого, может быть от Ф. Энгельса, он получил в наследство досужее влечение к философским категориям единства и непрерывности, точнее к ловкому манипулированию этими категориями в зависимости от настроения или «текущего момента». «Единство вообще‑то временно…» и в то же время, оказывается, что не совсем и даже, совсем не временно, а абсолютно, вечно, нерушимо, неуничтожимо (как первое в мире бельмо на глазу капитализма, как крепкий узел дружбы народов), когда заходит речь о явлениях материи, движения, пространства и–времени. Оригинальная концепция, не правда ли? А общая теория относительности утверждает, что «единого мирового пространства и времени может и не быть. В общем случае — постановка вопроса об едином мировом пространстве теряет свой смысл. Она сохраняет силу только для однородной и изотропной вселенной.» (Чудинов, стр. 210—211.) Является ли наша партийная Вселенная таковой, коли масса, а также порождаемое ею поле тяготения отдельно взятой кувалды, которой отдельно взятый рабочий замахивается на отдельно взятого буржуа, несколько отличается от массы отдельно взятой ручки или простого карандаша, которым этот, с позволения сказать, отдельно взятый буржуа пытается себя защитить, что искривляет, решительным образом искривляет пространственно–временную структуру производственных отношений настолько, что начинаешь верить в то, что «голый», одиозный релятивизм может оказать окончательную и бесспорную победу в схватке с одетой и благопристойной непрерывностью.

Почему это Мах в своих трудах не посоветовавшись с Марксом и не приехав на аудиенцию к главному революционеру России, выступает то как идеалист, то «без идеалистических выкрутас?» — недоумевает, осуждая Маха, Ульянов.

Кто позволил, я вас спрашиваю, товарищам релятивистам Э. Маху и Р. Авенариусу доказывать, что их взгляды преодолевают как материализм, так и идеализм, а естественнонаучные положения не противоречат их философским воззрениям, почему с Органами не посоветовались? Кто посмел «прогреметь уряднику на профессорской кафедре», то бишь ученику «новейших позитивистов» Г. Корнелиусу в своем «Введении в философию», что «материализм превращает человека в автомат»? Все знают, что так оно и есть, но никто же об этом не гремит, не звякает и не брякает, тем более публично! Т–с-с…

И вы, товарищ Галилео Галилей, как могли еще в 17 веке открыть принцип относительности, предварительно не посоветовавшие^ с ревкомом. Я не ставлю вам в вину, что вы Маркса не штудировали, Ленина не конспектировали, в Высшей Партийной Школе при ЦК КПСС не обучались, потому что посмели родиться до того, как.., но как могли вы, великий итальянский физик и астроном, не смочь предвидеть, что нам, коммунистам всех стран и народов, ваш принцип относительности, гласящий: «В системах отчета, движущихся прямолинейно и равномерно, все явления происходят по тем же законам, что и в покоящихся», — не потребуется, более того, он застрянет в нашем горле костью. Неужели вы нас уже тогда, в 17 веке, намеривались погубить? И почему, скажите мне на милость, гражданин хороший, товарищ Галилей, вы вовремя не обратились с заявлением к сотрудникам инквизиции, в котором бы указали, что служите иностранным шпионом и диверсантом и льете воду на чужую мельницу, и что пришли в науку с целью вставления палок в колеса локомотива истории, и что являетесь членом преступной организации «Союза защиты науки и здравомыслия», куда входят также И. Ньютон, который раньше^ работал на нас и А. Эйнштейн, который никогда на нас не работал.

И вы, товарищ Ньютон, так хорошо начали,, когда считали, что пространство и время однородны, изотропны и абсолютны, и так плохо кончили, когда приравняли в своем законе инерции состояние покоя к состоянию прямолинейного и равномерного движения. Откройте великие «Фил. тетради» ВИЛа на стр. 276 и прочитайте, что «борьба взаимоисключающих противополож–ностей абсолютна, как абсолютно развитие, движение». Для истинных коммунистов покоящихся или инерциальных систем отсчета не существует. Ведь сказал же поэт: «И вечный бой, покой нам только снится».


Рекомендуем почитать
Боги молчат. Записки советского военного корреспондента

Михаил Соловьев (Голубовский; Ставрополье, 1908 — США, 1979), по его собственным словам, писатель с «пестрой биографией», послужившей основой для биографии Марка Сурова, героя романа «Когда боги молчат» (1953), «от детства потрясенного революцией человека», но затем в ней разочаровавшегося. В России роман полностью публикуется впервые. Вторая часть книги содержит написанные в эмиграции воспоминания автора о его деятельности военного корреспондента, об обстановке в Красной Армии в конце 1930-х гг., Финской войне и начале Великой Отечественной войны. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Ковчег для незваных

«Ковчег для незваных» (1976), это роман повествующий об освоении Советами Курильских островов после Второй мировой войны, роман, написанный автором уже за границей и показывающий, что эмиграция не нарушила его творческих импульсов. Образ Сталина в этом романе — один из интереснейших в современной русской литературе. Обложка работы художника М. Шемякина. Максимов, Владимир Емельянович (наст. фамилия, имя и отчество Самсонов, Лев Алексеевич) (1930–1995), русский писатель, публицист. Основатель и главный редактор журнала «Континент».


Антисоветский роман

Известный британский журналист Оуэн Мэтьюз — наполовину русский, и именно о своих русских корнях он написал эту книгу, ставшую мировым бестселлером и переведенную на 22 языка. Мэтьюз учился в Оксфорде, а после работал репортером в горячих точках — от Югославии до Ирака. Значительная часть его карьеры связана с Россией: он много писал о Чечне, работал в The Moscow Times, а ныне возглавляет московское бюро журнала Newsweek.Рассказывая о драматичной судьбе трех поколений своей семьи, Мэтьюз делает особый акцент на необыкновенной истории любви его родителей.


На чёрных водах кровь калины

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза

Книга принадлежит к числу тех крайне редких книг, которые, появившись, сразу же входят в сокровищницу политической мысли. Она нужна именно сегодня, благодаря своей актуальности и своим исключительным достоинствам. Её автор сам был номенклатурщиком, позже, после побега на Запад, описал, что у нас творилось в ЦК и в других органах власти: кому какие привилегии полагались, кто на чём ездил, как назначали и как снимали с должности. Прежде всего, книга ясно и логично построена. Шаг за шагом она ведет читателя по разным частям советской системы, не теряя из виду систему в целом.


Крот истории

В. Ф. Кормер — одна из самых ярких и знаковых фигур московской жизни 1960—1970-х годов. По образованию математик, он по призванию был писателем и философом. На поверхностный взгляд «гуляка праздный», внутренне был сосредоточен на осмыслении происходящего. В силу этих обстоятельств КГБ не оставлял его без внимания. Важная тема романов, статей и пьесы В. Кормера — деформация личности в условиях несвободы, выражающаяся не только в индивидуальной патологии («Крот истории»), но и в искажении родовых черт всех социальных слоев («Двойное сознание...») и общества в целом.