Овертайм - [44]

Глава 6 Баррикады и суд

В августе 1991 года проходил Кубок Канады. Я играл на двух последних чемпионатах мира за сборную СССР и вроде бы получил приглашение еще весной, после чемпионата в Хельсинки, принять участие и в Кубке Канады. Хотя и не заняли мы в Финляндии первого места, но мне за свою игру стыдно не было. Руководители советской Федерации сказали: «Приезжай на сбор». Более того, мне пообещали выслать приглашение в клуб. Чемпионат мира закончился в мае, те, кто приехал из НХЛ, стали собираться назад, в Америку. Перед отъездом нам сказали: «Ориентируйтесь на третье, на пятое августа». Мы с Сережей Макаровым решили: «Так или иначе в начале августа все равно собирались приехать в Москву, все нормально и время есть для подготовки». В июле должна была родиться дочь, я торопился в Нью-Джерси и, как выяснилось, не зря. Лада попала в аварию, оказалась в госпитале. Загреметь в больницу на восьмом месяце беременности с угрозой выкидыша, и это при том, как тяжело ей досталась эта беременность!

Но все обошлось, и мы приехали с Серегой в Новогорск в начале августа. Но Фетисов с Макаровым сборной оказались не нужны. Выяснилось, что приглашение выслали всем, и нам с Макаром в том числе, но тем, кого действительно хотели видеть, еще и позвонили домой предупредить, что на сбор надо явиться 25 или 28 июля, на неделю раньше, чем нам предварительно объявили. А некоторым, включая нас с Сергеем, отправили в клуб приглашения на русском языке. Естественно, клуб не заинтересован отпускать игрока, тем более что приглашение на русском, переводить они его не обязаны, оно лежит в офисе, никаких проблем. Все те, кто не знал про эти хитрости, ждали звонка из клуба. Я же сам позвонил, спросил, нет ли чего для меня из Москвы. Мне говорят: «Что-то там на русском тебе пришло». Я заехал, смотрю — приглашение, а в нем написано, кто не явится до 28 июля, тот автоматически исключается со сборов. Но дело в том, что само приглашение я получил 28-го.

Финал этой истории такой: мы с Сергеем приехали в Новогорск, команда уже тренируется. Мы с мешками заходим, говорим, так и так, поздно получили вызов. А нам говорят: «Вы опоздали, ребята. Все. Команда уже укомплектована». Мы с Михалычем как приперлись с клюшками, с формой, так развернулись и уехали. Команда улетела на товарищеские игры в Финляндию и возвращалась в. Москву как раз 19 августа. Мне рассказывали, как некоторые игроки и кое-кто из тренеров радовались приходу ГКЧП, отмечали, что бардак кончен, теперь порядок наведут. Так все складывается интересно, почему-то все, кто меня закапывали, 19 августа встретили как праздник, те, кто поддерживали, были в шоке… А в Кубке Канады сборная СССР благополучно заняла предпоследнее место.

ЛАДА: Два года мы не были в Москве. Наконец приехали, Настеньке всего три недели, мы везли ее в корзиночке. С нами прилетела и дочка наших приятелей — американка Айрин, Ирина, у которой родители были угнаны во время войны из Прибалтики в Германию и остались там в американской зоне. Она в Союзе никогда не была и хотела посмотреть на родину родителей.

19 августа в четыре часа утра я покормила ребенка и положила ее дальше спать. Мамы меня поймут, что такое утреннее кормление и как хочется спать, а всего три-четыре часа до следующего подъема. Я уже откинулась на подушки, мне показалось, что спала я всего пару минут, как раздался звонок. У меня есть подружка, очень интеллигентная девушка, которая разговаривает тоненьким и очень тихоньким голосочком. И вдруг, в шесть утра, я поднимаю трубку, а она кричит: «Вы что, с ума сошли, привезли ребенка! Сейчас же собирайтесь и улетайте отсюда! В Москве переворот!» А я говорю: «Манечка, какой переворот? Что с тобой?» Спросонья ничего понять не могу. Она: «Переворот, я тебе говорю, телевизор включи!» Я по коридору с криком: «Мама!» Мама идет на кухню, включает телевизор. Я села смотреть спиной к окну: «Мама, переворот, слышишь — траурная музыка. Что-то здесь происходит?» А мама смотрит не на меня, а в окно, а у нас напротив дома танк стоит. Мама так и охнула: «Переворот». Наша бедная Айрин тут же звонит в американское посольство. Оттуда ей велели сразу явиться с вещами. Но она продолжает: «Дело в том, что меня пригласили русские друзья, которые работают в Америке, и у них ребенок родился в Америке — то есть американский гражданин». Из посольства отвечают, что ребенок и его мама тоже под защитой США, потому что ребенок грудной: «Берите эту маму с ребенком и, пожалуйста, — в посольство». Мы, конечно, ни в какое американское посольство не пошли. Я ее успокоила, говорю: «Собирайся, пойдем гулять, будем на баррикадах фотографироваться». Подошли мы к ТАССу, поговорили с лейтенантиком — парнем, который на этом танке сидел. Мы его спросили: «Ребята, а вы будете стрелять?» Лейтенант отвечает: «У нас снарядов нет». И он с нами сфотографировался около танка. Для американской девушки, конечно, все происходившее выглядело экзотикой. Но к вечеру 20 августа стало страшно. И мы сознательно пошли к баррикадам у Белого дома. Я нацедила молока, оставили маленькую Настеньку с моей 83-летней бабушкой. Отправились втроем: мама, Слава, я. Чувства меня переполняли совершенно сумасшедшие, их никак не передашь. Но было такое состояние, что в любой момент ты готов встать в шеренгу, взяться за руки и стоять до последнего с людьми, которые рядом. И еще — ты свидетель чего-то огромного и важного, что происходит в стране. Слава — в спортивном костюме, узнавали его многие. Подходит к нам молодой человек и говорит: «А я тоже Фетисов Вячеслав Александрович, 1958 года рождения». Слава ему: «Да ладно». Парень показывает паспорт, действительно все так, а сам он приехал в Москву из какого-то провинциального города, из Норильска или Новосибирска. Я их сфотографировала вместе, мы оставили снимок в Москве, и я попросила, чтобы в «Спорте» нашли адрес этого парня и фото ему отослали. Два тезки, два Фетисовых Вячеслава Александровича 1958 года рождения. Он прилетел специально в Москву постоять за Белый дом. Нас окружили, и один мужчина говорит: «Слава, извини, конечно, но жизнь есть жизнь. Не дашь автограф?» И Слава два часа давал на баррикаде автографы. Время уже к трем часам ночи, и тут вдруг все побежали с криком, что идут танки из Кантемировской дивизии. Слава нам: «Немедленно домой к ребенку». Я говорю: «А ты?» — «Я останусь здесь». Мы продолжаем стоять, и тогда Слава говорит моей маме: «Забирай Ладу, и идите домой. Сейчас, не дай Бог, здесь что-то случится. Ребенок останется сиротой». Я ему отвечаю: «Ты, значит, никуда не уйдешь, а если что-то случится — ребенок без отца останется? Нет, или идем вместе домой, или я буду с тобой». Вернулись мы домой, наверное, часов в 5 утра, когда более или менее спокойно стало.