Овечьи мозги - [4]

- С-слуш-шай! Извини! - завел он прежнюю песню. - У меня тут гадость творится.

- На другом конце провода терпеливо спросили, какая-такая гадость. Икроногов, мешая слова с глотками и поминутно сбиваясь на Белого и Волошина, кое-как рассказал о своих подозрениях.

Трубка молчала. Собеседник Икроногова только-только осилил третий курс мединститута и теперь напряженно прикидывал, какое снадобье окажется наиболее эффективным для успокоения нервной системы товарища. Он решил остановиться на таблетках под названием "галоперидол" и авторитетно посоветовал испуганному Икроногову смолотить парочку.

- Н-не знаю, есть ли у меня, - проворчал Икроногов и повесил трубку, не поблагодарив за консультацию. В аптечке вроде было что-то похожее...

Для каждого ненужного лекарства, попадавшегося под руку Икроногову, находились ласковые слова. Он остервенело рылся в ящике с упаковками и пузырьками, поминутно швыряя лишнее то под диван, то в аквариум. В конце концов лекарство отыскалось, и Икроногов с жадностью съел суточную дозу.

... Потянулось ожидание. Внезапно глаза Икроногова расширились. Последняя искорка разума вспыхнула в них - вспыхнула, как одинокий уголек на затухающем пожарище, и малохольный свет от того уголька неожиданно высветил всю тоску и мерзость ухода в небытие. Ну кто, скажите, слыхал на том свете о той же нутрии? между тем здесь, на бренной земле, она будет в пятницу подана к столу. А это?.. Икроногов тяжело поднялся из кресла и, качаясь, побрел вдоль заставленных книгами полок. По пути он медленно вел толстым пальцем по их корешкам. И вообще - зачем? Все ведь из-за этой стервы... А если честно, то уже приходит на память совсем другая улыбочка, рукопожатие... Ему явно симпатизирует одна... такая вся из себя. Икроногов невнятно бормотал обо всем этом, и ему не хватало воздуха, чтобы показать, какая она из себя;он только рисовал в пространстве округлые формы, отчего руки, казалось, наливаются медом. Даже подмигнула она ему как-то... Может, и померещилось, но будем считать, что подмигнула, и было это в тот момент, когда он самозабвенно декламировал ей в курилке Бодлера. Да, вполне вероятно, что тут закрутится маленький романчик! До чего же пошлое слово - от него отдает усиками мопассановских ловеласов, но в то же время - сколько в нем притягательного очарования! Икроногов изысканно и учтиво встретит ее на пороге, проводит в старинные хоромы, а там уж шампанское и скрипки Сарасате сделают свое дело... И до чего ж нелепо вместо всего такого издавать предсмертные вопли из-под обломков рухнувшего потолка, как мечталось ему совсем недавно!

Потоку грез о шампанском и скрипках воспрепятствовали два события. Они случились одновременно: наконец-то погас уголек разума, затопленный последним глотком, и тут же Икроногов остановился взглядом на злополучном аквариуме. У него перехватило дыхание. В мутных и ядовитых водах покачивались брюшками кверху несчастные обитатели.

Икроногов, увядший и смятенный, попятился. Нижняя губа со слюнкой скорбно оттопырилась, глаза горестно глядели в разные стороны, слипшиеся усы жалко нависали над беззвучно шевелящимся ртом. Руки беспомощно опустились. Все было ясно. Жуткий вирус не пощадил питомцев одинокого бражника, он скосил их в течение каких-то минут! Боже, боже...

Икроногов сорвал телефонную трубку. Он не знал, не понимал, кому звонит и с кем общается, но он продолжал звонить и общаться, он плакал и каялся в трубку, рвал на себе волосы, рубаху и уже подбирался к кальсонам, он осыпал себя, вирус и всех, чье имя мог припомнить, бессвязными проклятьями и тут же переходил на грубую лесть. Он звонил похитившей Гумилева лиходейке и торжественно сообщал, что скоро умрет и оставляет Гумилева ей на память; через секунду он уже с рыдающими нотками просил помощи у той, что вроде бы подмигивала и которую было бы неплохо угостить шампанским.

Он бесновался и выл, пока не возникли первые симптомы страшной болезни. Левая половина лица стала неметь, начал отниматься язык, забилось, чуя беду, трепетное веко. Глаз, выглядывавший из-под века, превратился в колодец безнадежного ужаса. Глаз обратился к зеркалу и застыл: половина лица была перекошена. Губы не слушались, не могли исторгнуть даже спасительного бормотания. Беседа с самим собою сделалась невозможной, и Икроногов лишился даже этого привычного утешения.

- П-пом-могите! ! - хрипло, не по-человечьи выкрикнул он и повалился на диван. Этот вопль забрал остатки сил, и не было никакой возможности бороться с последним признаком нервного заболевания. Сразу же, едва Икроногов раскинулся в вакхической позе, под ним возникла неуместная, невозможная в этих стенах лужа. По углам от нее начали расползаться влажные щупальца...

И дверь отворилась.

Вошли родственники. В доме Икроногова комнат было много, и у домочадцев не было привычки без нужды тревожить одухотворенного наследника. О разыгравшейся в непосредственной от них близости трагедии они, конечно, не догадывались. Картина, представшая перед ними в хмельных чертогах, привела к настоящей панике. Икроногов, весь мокрый, с перекошенным лицом, слабо ворочался и что-то отрывисто, неразборчиво рявкал, будто находился в кабаке начала века и барски требовал у полового рюмку водки.