Овца - [5]

- Так ты переменил свое мнение насчет мистера Кэффи?

- На счет Билла-то? Ну нет! Билла Кэффи я всегда ценил, у нас столько общих воспоминаний! Он лошадь насквозь видит, сразу скажет, какая первая придет. Отличный малый. Единственно, я сомневался, будет он достойным мужем для моей Флори или нет. Сможет или нет ей угодить, создать ей условия, к каким она привыкла? Тут я, честно тебе скажу, старик, действительно сомневался. Но теперь он, кажется, в Лестере дубль взял и может раздать все долги, во всяком случае карточные, и купить ей приличный домик. Ну а насчет угодить, так он ей, кажется, уже угодил. И чем скорей мы их окрутим, тем лучше, сроки, понимаешь, подпирают.

Через десять дней суд выносит Томлину порицание и налагает на него штраф за немотивированное оскорбление честного гражданина, и он уже рад-радешенек, что избежал дальнейшего разбирательства своей клеветы и легко отделался нижайшими извинениями перед Кэффи и всего сотней фунтов в возмещение морального ущерба.

Отец и дочь его прощают. Блю берет взаймы сто фунтов на свадьбу, Кэффи - еще сто на медовый месяц. Мисс Блю полагает, что серебряный чайный сервис был бы вполне уместным подарком, и к тому же заслуженным, ибо Томлин чуть не загубил ее счастье. Томлин ограничивается электрическим чайником; ни на регистрацию, ни на свадебную вечеринку его не зовут. Правда, миссис Кэффи благодарит его из Монте-Карло за чайник, который она означает как "чайнек", и присовокупляет пригласительную открытку на новоселье после медового месяца, третьего сентября в пригороде за сорок миль от Лондона - приглашение, рассчитанное на мгновенный отказ. Томлин учтиво отвечает, что третьего сентября он уже будет, к сожалению, в отпуске, и добавляет, что всегда берет отпуск в сентябре, когда схлынет толпа, он лично ценит тишину и покои.

Он дважды набрасывает черновик, дважды вымарывает последнюю фразу. В ней можно усмотреть упрек, даже шпильку. Но в конце концов он говорит сам себе: "А, к черту телячьи нежности, ну что я за тряпка, обидятся - и пусть, они, в конце концов, заслужили. Зато по крайней мере ясно, почему я не могу быть у них на вечере, что я не просто увиливаю от этого их идиотского новоселья".

И он отправляет свое письмо со шпилькой.

Молодожены не отзываются. Наверное, поняли намек и скушали, проглотили. И он испытывает даже некоторое моральное удовлетворение от своей шпильки не все же спускать этим дикарям. Добродетель отмщена, и можно снова наслаждаться покоем. Он дорого за него заплатил.

Но больше он не намерен подвергаться риску. Пять недель спустя, собравшись в обычный свой двухнедельный отпуск в Брайтоне, он говорит экономке в день отъезда, когда та вносит утренний чай, чтоб адреса никому не давала - пусть хоть лучшим другом назовется.

Вдруг внизу шуршат шины. Надсадно заливается звонок. Экономка с вытянутым лицом идет открывать. В комнату влетает миссис Кэффи со стоном:

- Слава богу, вы еще не уехали! - Она бросается Томлину на грудь, обдавая его ароматом джина. - Этот мерзавец, - сетует она, - врун и подонок, нет у него никакой квартиры... и денег нету... и службы нету... и он меня избил. Я к нему не вернусь. Я ему все сказала. Думаешь, говорю, можно надо мной издеваться, раз у меня нет своего дома, раз мне негде голову преклонить? Забыл, говорю про Уилли...

Смятенному Томлину удается произнести:

- Но ваш отец...

- А, папаша-то - да вы ж его знаете. Видали вы его. Я ему вчера звоню, а он мне - да катись ты к черту. Единственно, забеспокоился, чтобы Билл ему десять монет отдал. Я от него в жизни ничего не ждала. И ни шиша не получала. Папаша - он свинья. Да я, между нами, и не знаю, может, он мне никакой и не папаша. Мамка моя его по пьянке в постель затащила...

Еще более вытянутое лицо экономки спрашивает в дверях:

- Простите, сэр... что таксисту сказать, он денег ждет...

- Ой, я забыла, - говорит миссис Кэффи, - у меня ж денег нету.

Томлин - в халате - идет на улицу расплачиваться с таксистом. Проходя мимо комнаты для гостей, он слышит писк младенца и недоуменно мешкает на пороге. Ужасно мокрое и грязное дитя лежит на недавно перестеганном пуховом одеяле. Завидя Томлина, оно заходится в крике.

И снова Томлина обнимают. Снова его обдают духом джина.

- Да, это маленький Питер. А что мне было делать? И я знала, вы не будете против, вы же такой добрый... - Она рыдает в голос. - Настоящий друг, мой единственный друг на всем белом свете... Только на денек-другой, мне только оглядеться...

Но за ближайшие полгода она не успела оглядеться. Томлин пробовал связаться с Блю, но тот срочно отбыл в Эйре после какой-то неприятности с одной кобылой, которая вдруг изменила масть, из вороной стала гнедой и на три копыта белоножкой, попав под ливень сразу же после выигранных ею скачек. От него не было ни слуху ни духу, кроме счета того бандита за проезд на Пэддингтонский вокзал и обратно с личной припиской Блю: "И не стыдно тебе так долго человека морочить? Скажи спасибо, что он не подал в суд".

Миссис Кэффи и младенцу, по-видимому, совершенно некуда деться, кроме детского дома или улицы. И хотя на улице она, кажется, чувствует себя неплохо и немало ее знакомцев наведываются в неурочные часы к Томлину разделить его виски, Томлин никак не может решиться ее выгнать. Он чувствует, что пойди он на этот шаг - и он навек потеряет покой.