Овадия-увечный - [7]

Шрифт
Интервал

Всю зиму на кровати этой был навален лук, а на стене над ней был вбит гвоздь, на котором висела старая шуба. Сняли шубу с гвоздя и постелили на кровать. И вот, Шейне Сарел поднимается на чердак — взять корма для птицы, — а тут Рыжий прыгает на нее из угла и трубит ей в ухо, и карандаш, что торчит у него за ухом, тычется ей в лицо, и тотчас начинает Шейне Сарел дрожать, руки ее сами собой сползают на живот, а он обхватывает ее изо всех сил и держит, пока она не сдастся.

IX

Все еще лежал Овадия в больнице и тучнел, как вепрь, и все посетители, глядя на него, поражались: что это крепкое создание делает тут между больными? Даже служитель подмигнул однажды и сказал:

— Овадия этот не болеет в остальные дни года, а только в субботы и праздники!

Но сестра милосердия заступилась за него и объяснила:

— Снаружи он здоров, да изнутри болен.

Это как, например, выходит человек на рынок — купить чего-нибудь — и не знает, что у него больные почки. И вдруг падает и умирает. Убиваются по нему родные и плачут: вчера был здоров, а сегодня простерт бездыханный! И не ведают, что на самом деле Ангел смерти давно уже ходил за ним по пятам.

Служитель сует Овадии градусник под мышку и говорит:

— Счастье твое, Овадия, что напали на тебя эти разбойники и поколотили. Если бы не этот случай, истаял бы ты, как свечка. Бога благодарить ты должен, избавлением своим обязан ты этим ранам. Дай-ка погляжу твою температуру.

Притворяется Овадия, что достает градусник, а сам вытаскивает из-под мышки ложку или вилку — или расческу. Нравится Овадии смешить людей. Не опасны теперь его болезни.

X

Однажды в четверг стояла Шейне Сарел у стола и месила тесто, а Йехуда Йоэль, хозяйский сын, сидел напротив нее и копался в «Книге рифм»,[7] отыскивая удачные созвучия, которыми смог бы украсить собственное поэтическое сочинение. Итальянские рифмы, рожденные в недрах музыкального языка той страны, но совершенно не соответствующие местному наречию, он отверг. Мечтания и мысли Йехуды Йоэля витали в иных сферах, сознание его было рассеяно, он перелистывал страницы и поглядывал на стоящую перед ним Шейне Сарел, которая слегка покачивалась в такт своим движениям. Все члены его расслабились, взгляд затуманился, он сидел против нее, словно погруженный в дремоту, и приятное томление и грусть теснили его сердце. Постепенно позабыл он о рифмах, а принялся размышлять о том, что до сих пор не женат, не познал главного наслаждения в этом мире и, может, умрет вдруг, так и не изведав вкуса жизни, — как случилось с рабби Гершомом Хефецом, составителем этой книги, скончавшимся в восемнадцать лет.

Шейне Сарел тихо занималась своим делом, подхватывала тесто и складывала пополам, и еще пополам, и снова раскатывала, и при каждом движении вздрагивал и вздымался ее грузный набрякший живот. Тот день был праздничным у христиан, в связи с чем лавка была закрыта, и хозяйка сидела дома, занятая какой-то своей работой. Поглядела хозяйка на Шейне Сарел и сказала:

— Сдается мне, Шейне Сарел, что ты пополнела. Что-то очень уж вздулся у тебя живот!

Покраснела Шейне Сарел. Завопила хозяйка:

— Подлая! Убирайся отсюда, сию минуту!

Шесть месяцев уже носила Шейне Сарел младенца в утробе. Когда остыл немного гнев хозяйки, глянула она на сына — проверить, понял ли он что-нибудь из всего случившегося. Но Йехуда Йоэль будто ничего и не слышал, глаза опущены в книгу — поглощен размышлениями о содержании той главы, в которой безутешный отец оплакивает безвременно почившего сына:[8] на что жаловаться живому человеку, преодолевшему грехи свои?

В ту ночь пробужден был Реувен от сна каким-то движением в комнате. Вскинул он руки и спросил:

— Кто тут?

Успокоила Шейне Сарел:

— Не шуми!

Приподнялся на постели: Шейне Сарел стоит возле него. Умолк и не проронил больше ни слова.

Задрожал ее голос:

— Это я, Реувен. — Чуть слышно сказала, чтобы не услышал никто в доме. И как будто от собственных слов открылась ей вдруг вся бездна беды ее. Прибавила: — Что мне делать? Если не возьмешь меня в жены, как положено по закону, брошусь в реку…

Уронил Реувен обе руки на постель. Потом уселся на подушках повыше и все еще молчал.

Позвала Шейне Сарел:

— Реувен! — И рыдания перехватили ей горло.

Оперся Реувен на локоть и сказал:

— Если не уберешься отсюда сию минуту, закричу так, что проснутся все в доме. Пускай соберутся и увидят, что ты за штучка!

Проглотила Шейне Сарел свои слезы, повернулась и ушла.

Если бы начал Реувен утешать ее, если бы стал давать обещания и обманывал, если бы прогонял ее от себя и призывал вновь — кто знает, выдержала бы она? Смогла бы выносить ребеночка до конца? Теперь же, когда сказал он те слова, что сказал, напугала ее его угроза даже больше, чем само ее печальное положение, вернулся к ней разум, оставила она его в покое и пошла туда, куда пошла. Отыскала себе угол, и окончила там дни беременности своей. И родила сына.

XI

Вечером в пятницу, что перед Рош а-шана, разрешили Овадии выйти в город размять ноги, и если хождение не повредит ему, дадут ему провести еще и эту субботу в больнице, а потом он будет сам себе господин. Спустился Овадия в микву


Еще от автора Шмуэль-Йосеф Агнон
Вчера-позавчера

Роман «Вчера-позавчера» (1945) стал последним большим произведением, опубликованным при жизни его автора — крупнейшего представителя новейшей еврейской литературы на иврите, лауреата Нобелевской премии Шмуэля-Йосефа Агнона (1888-1970). Действие романа происходит в Палестине в дни второй алии. В центре повествования один из первопоселенцев на земле Израиля, который решает возвратиться в среду религиозных евреев, знакомую ему с детства. Сложные ситуации и переплетающиеся мотивы романа, затронутые в нем моральные проблемы, цельность и внутренний ритм повествования делают «Вчера-позавчера» вершиной еврейской литературы.


Антология ивритской литературы. Еврейская литература XIX-XX веков в русских переводах

Представленная книга является хрестоматией к курсу «История новой ивритской литературы» для русскоязычных студентов. Она содержит переводы произведений, написанных на иврите, которые, как правило, следуют в соответствии с хронологией их выхода в свет. Небольшая часть произведений печатается также на языке подлинника, чтобы дать возможность тем, кто изучает иврит, почувствовать их первоначальное обаяние. Это позволяет использовать книгу и в рамках преподавания иврита продвинутым учащимся. Художественные произведения и статьи сопровождаются пояснениями слов и понятий, которые могут оказаться неизвестными русскоязычному читателю.


Израильская литература в калейдоскопе. Книга 1

Сборник переводов «Израильская литература в калейдоскопе» составлен Раей Черной в ее собственном переводе. Сборник дает возможность русскоязычному любителю чтения познакомиться, одним глазком заглянуть в сокровищницу израильской художественной литературы. В предлагаемом сборнике современная израильская литература представлена рассказами самых разных писателей, как широко известных, например, таких, как Шмуэль Йосеф (Шай) Агнон, лауреат Нобелевской премии в области литературы, так и начинающих, как например, Михаэль Марьяновский; мастера произведений малой формы, представляющего абсурдное направление в литературе, Этгара Керэта, и удивительно тонкого и пронзительного художника психологического и лирического письма, Савьон Либрехт.


Рассказы

Множественные миры и необъятные времена, в которых таятся неизбывные страдания и неиссякаемая радость, — это пространство и время его новелл и романов. Единым целым предстают перед читателем история и современность, мгновение и вечность, земное и небесное. Агнон соединяет несоединимое — ортодоксальное еврейство и Европу, Берлин с Бучачем и Иерусалимом, средневековую экзегетику с модернистской новеллой, но описываемый им мир лишен внутренней гармонии. Но хотя человеческое одиночество бесконечно, жива и надежда на грядущее восстановление целостности разбитого мира.


До сих пор

«До сих пор» (1952) – последний роман самого крупного еврейского прозаика XX века, писавшего на иврите, нобелевского лауреата Шмуэля-Йосефа Агнона (1888 – 1970). Буря Первой мировой войны застигла героя романа, в котором угадываются черты автора, в дешевом берлинском пансионе. Стремление помочь вдове старого друга заставляет его пуститься в путь. Он едет в Лейпциг, потом в маленький город Гримму, возвращается в Берлин, где мыкается в поисках пристанища, размышляя о встреченных людях, ужасах войны, переплетении человеческих судеб и собственном загадочном предназначении в этом мире.


Эдо и Эйнам

Одна из самых замечательных повестей Агнона, написанная им в зрелые годы (в 1948 г.), обычно считается «закодированной», «зашифрованной» и трудной для понимания. Эта повесть показывает нашему читателю другое лицо Агнона, как замечал критик (Г. Вайс): «Есть два Агнона: Агнон романа „Сретенье невесты“, повестей „Во цвете лет“ и „В сердцевине морей“, а есть совсем другой Агнон: Агнон повести „Эдо и эйнам“».


Рекомендуем почитать
Романтик

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Королевское высочество

Автобиографический роман, который критики единодушно сравнивают с "Серебряным голубем" Андрея Белого. Роман-хроника? Роман-сказка? Роман — предвестие магического реализма? Все просто: растет мальчик, и вполне повседневные события жизни облекаются его богатым воображением в сказочную форму. Обычные истории становятся странными, детские приключения приобретают истинно легендарный размах — и вкус юмора снова и снова довлеет над сказочным антуражем увлекательного романа.


Угловое окно

Крупнейший представитель немецкого романтизма XVIII - начала XIX века, Э.Т.А. Гофман внес значительный вклад в искусство. Композитор, дирижер, писатель, он прославился как автор произведений, в которых нашли яркое воплощение созданные им романтические образы, оказавшие влияние на творчество композиторов-романтиков, в частности Р. Шумана. Как известно, писатель страдал от тяжелого недуга, паралича обеих ног. Новелла "Угловое окно" глубоко автобиографична — в ней рассказывается о молодом человеке, также лишившемся возможности передвигаться и вынужденного наблюдать жизнь через это самое угловое окно...


Услуга художника

Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.


Ботус Окцитанус, или Восьмиглазый скорпион

«Ботус Окцитанус, или восьмиглазый скорпион» [«Bothus Occitanus eller den otteǿjede skorpion» (1953)] — это остросатирический роман о социальной несправедливости, лицемерии общественной морали, бюрократизме и коррумпированности государственной машины. И о среднестатистическом гражданине, который не умеет и не желает ни замечать все эти противоречия, ни критически мыслить, ни протестовать — до тех самых пор, пока ему самому не придется непосредственно столкнуться с произволом властей.


Столик у оркестра

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.