Отзывчивое сердце - [9]

– Может, у меня больше никогда не будет возможности убежать с Патриком, – возразила Леони. – Клеона, не слушай меня! Я все напридумывала только оттого, что так счастлива и боюсь поверить в собственное счастье. Я знаю, чего хочу – хочу быть с Патриком, стать его женой. Хочу жить с ним в Ирландии в старом полуразрушенном замке, который он называет своим домом. Он будет катать меня по озерам; я стану смотреть, как он удит рыбу в горных речках. Больше мне не придется бояться папиного раздражения и гнева! Или нет, придется! Я знаю, папа попытается застрелить Патрика, когда узнает, что произошло.

Леони поежилась.

– Что, если сегодня вечером вернется папа? – прошептала она. – Поторапливайся, поторапливайся, Эллен! Хватит укладывать вещи! Мне все равно, что брать.

– Вы возьмете с собой все, что полагается, мисс Леони, – спокойно ответила Эллен. – Мужчины вечно толкуют о том, что багажа слишком много и лошадям тяжело, но предложите им оставить хоть один нарядный жилет или взять с собой поменьше галстуков, и они тут же объявят, что об этом и думать нечего. Положитесь на меня, мисс Леони. Я уложу все, что нужно. Лучше подберите что-нибудь поприличнее для мисс Клеоны. Не ехать же ей в Лондон в том, что на ней сейчас.

– Конечно нет! – воскликнула Леони. – Ужаснее этой шляпки я ничего не видала. Снимай, я брошу ее в огонь.

– Ты не сделаешь этого! – запротестовала Клеона. – Не забывай, мне еще нужно сюда вернуться. Как по-твоему, что скажет мне твой отец? После этого для меня не будет никаких поездок ни в Лондон, ни еще куда-нибудь!

Леони закрыла лицо руками.

– Я и впрямь забыла, – призналась она. – Как же я не подумала! Бедная Клеона, на тебя обрушится папин гнев.

– Сделать он мне ничего не может, – заметила Клеона, – а его гнева я не боюсь. Ужаснее всего другое: мои родители расстроятся и будут переживать из-за того, что я им солгала. Это перенести будет гораздо труднее.

– Давай прекратим этот разговор, – попросила Леони, – а то ты и вправду передумаешь и откажешься. Смотри, Клеона, я выбрала для тебя вот это бальное платье из чудесного голубого шелка. Я надевала его только один раз. Откровенно говоря, оно мне не идет, хоть и стоило довольно дорого.

Клеона равнодушно смотрела на наряды. Она подозревала, что бледные пастельные тона, которые гармонировали с молочной белизной кожи Леони, ей не очень подойдут. Но она признавала свою неопытность в этих вопросах и была только рада, что не придется ехать в Лондон в поношенных платьях, которые деревенская портниха перешивала вновь и вновь. С каждой переделкой они все больше теряли цвет, и Клеона наконец начала понимать, что выглядит немногим лучше цыганок из табора, расположившегося неподалеку.

– Возьмешь мою старую амазонку, – говорила Леони, – новую я возьму сама. Слава Богу, размер ноги у нас одинаковый. Нет, если говорить честно, надо признать, что у тебя нога чуть поменьше.

– Рука тоже, – заметила Клеона. – Но я не могу позволить себе купить новые перчатки. Придется как-нибудь вытянуть пальцы и надеяться, что никто не заметит.

Было уже очень поздно, когда Эллен наконец заявила, что закончила, и на сундуках затянули ремни. Девушки отправились спать, но ни одна из них не сомкнула глаз. Утром первой встала Клеона. Она поднялась, когда еще только брезжил рассвет, и внезапно ее охватило желание проехаться верхом по парку. Но она знала, сколько еще нужно сделать, прежде чем в половине девятого подъедет карета. Во-первых, следовало уложить волосы и облачиться в платье Леони – это было куда сложнее, чем надеть какое-нибудь из своих собственных. Нужно было не забыть перчатки, сумочку и веер и, наконец, смазать свой носик огуречным лосьоном; даже более того, припудрить его фиалковой пудрой, которой Леони пользовалась лишь в особых случаях.

– Какая ты элегантная! – воскликнула Леони, когда Клеона была готова.

Сама Клеона была не столь благоприятного мнения о своем облике. Бледно-желтый цвет дорожного платья и плаща придавал загорелой коже неприятный болезненный вид; в соломенной шляпке, украшенной зелеными перьями, ей было неудобно оттого, что шелковые ленты врезались под подбородок. Но она не собиралась жаловаться подруге. Та, полуодетая, возбужденно носилась по спальне, требуя переделать прическу, и, чуть ли не плача, пыталась сообразить, не забыто ли что-нибудь важное.

Потом тонкий, почти истеричный голосок внезапно умолк. Когда Эллен объявила, что по подъездной аллее едет карета, вниз по лестнице спустилась очень бледная, очень тихая Леони.

В первое мгновение Клеона решила, что ее подруга передумала. Однако когда они ступили в холл, Леони заметила на столике адресованное ей письмо. Девушка взяла письмо, щеки ее порозовели.

– От Патрика, – прошептала она. – Должно быть, он приспал его сегодня утром с грумом.

Леони вскрыла письмо, прочитала три слова, размашисто написанные на пергаментной бумаге, и слегка вскрикнула от счастья. Я люблю тебя. Слова эти казались ей написанными огненными буквами.

Бросив на Леони один лишь взгляд, Клеона заметила, что из съежившейся испуганной девочки та внезапно преобразилась в ликующую женщину, идущую навстречу любимому. Леони прижала записку к груди, не оглядываясь вышла из дома и по ступеням спустилась к ожидающей карете.