Ответ знает только ветер - [48]

— Их шил очень хороший портной в Дюссельдорфе.

— Не может он считаться очень хорошим портным, он не мастер, а подмастерье! Вы сами видели, что готовые вещи сидят на вас, как влитые! А ваши туфли! Это не туфли, а чудища! Да, теперь вы кажетесь моложе, правильно. И походка у вас изменилась, тоже верно. Но не обижайтесь на меня, пожалуйста, — когда вы ко мне пришли, вы двигались как тяжело больной, как древний старец, а ваши брюки болтались на вас, как на скелете. У меня просто глаза не глядят на такое. Никого не могла бы вынести в таком виде. Не та у меня профессия. У вас такая привлекательная внешность…

— Куда там!

— Это правда! Конечно, привлекательная! Спросите любую женщину на этой террасе. Просто вы махнули на себя рукой, вам было все безразлично, и вы надевали на себя, что придется, стыдно было смотреть, вот я и хотела…

— Анжела! — прервал я ее.

— Да? — она прихлебывала шампанское и смотрела на меня поверх бокала, а в ее карих глазах опять плясали золотые точечки.

— Я вас люблю, — вдруг выпалил я.

— Вы меня… Послушайте, Роберт, вы с ума сошли!

— Да, сошел, — сказал я, и прозвучало это так, будто моими устами говорит другой Роберт Лукас, подлинный Роберт Лукас, молчавший двадцать или тридцать лет кряду. — Я сошел с ума, обезумел из-за вас, Анжела!

— Кончайте молоть чепуху, — спокойно сказала она. — Успокойтесь, придите в себя и давайте выпьем еще.

Я налил шампанское в бокалы, мы выпили, и я почувствовал, как над террасой разлилась чудесная вечерняя прохлада. Я сказал:

— Мне сорок восемь. Намного старше вас. На целых четырнадцать лет. Через два года мне стукнет полсотни. Анжела, я… я никогда в жизни не встречал никого похожего на вас, никогда. Поэтому — простите меня. Пожалуйста, не сердитесь.

— Почему это я должна сердиться?

— Потому что я вам это сказал. Но я на самом деле так чувствую.

— Вы думаете, что вы так чувствуете.

— Нет, я это знаю! Никогда еще я не был в чем-либо более твердо уверен. Я очень остро чувствую, что мог бы любить вас без памяти. И когда-нибудь вы тоже меня полюбите. — Последней фразы я сам так испугался, что начал поспешно глотать шампанское. — Сами видите, до чего я обезумел!

Анжела ничего не сказала. Она просто смотрела на меня, слегка улыбаясь. А в ее глазах я видел собственное лицо, уменьшенное во много раз.

— Ваши глаза, — сказал я. — Ваши чудесные глаза. Никогда не смогу их забыть. Никогда, пока живу и дышу.

— Это у вас! — заявила вдруг Анжела. — Это у вас совершенно восхитительные глаза. Они такие приветливые и ласковые, а главное — зеленые! Мне бы так хотелось, чтобы глаза у меня были зеленые. Ваши глаза.

— Если бы можно было поменяться, я бы с радостью отдал их вам. Но такой обмен был бы нечестным. Женщины иногда говорили мне что-то приятное о моей внешности, но ни одна не сказала ничего такого о моих глазах.

— Эти женщины были просто непроходимые дуры, — заявила Анжела. — Либо нарочно не сказали. У вас просто восхитительные глаза, Роберт.

— Это вы восхитительны, — возразил я.

— Не надо, — сказала она и наклонилась над бокалом с шампанским, как бы желая спрятаться, чтобы не видели ее лицо. — Не надо. Пожалуйста, помолчите, Роберт.

На террасе появился рассыльный и громко выкрикнул мое имя.

— Да! — Я вскочил.

— Телефон, мсье!

— Я сейчас же вернусь, — сказал я Анжеле. Сделав несколько шагов, я вернулся. Склонившись к ней, я прошептал: — Берегитесь, к вам тоже придет любовь.

26

— Это ты, Роберт?

— Да, Карин.

«Наконец-то», — подумал я. Голос жены звучал очень зло и раздраженно.

— Ты же собирался позвонить мне, когда прилетишь.

— Я забыл. Извини, пожалуйста. Мне очень жаль.

— Ничуть тебе не жаль, тебе вообще безразлично, беспокоюсь я о тебе или нет.

— Если уж ты так беспокоилась, почему раньше не позвонила?

— Вот еще. Бегать за тобой следом я тоже не собираюсь. Не думай, что я буду шпионить за тобой. Но я уже больше не могла ждать. Почему это ты вдруг в отеле? Я-то думала, ты там работаешь.

— А я и работаю, — отчеканил я. — В данное время у меня совещание на террасе отеля.

— Знаю я, что за совещание — с какой-нибудь шлюхой.

— Прошу тебя, не произноси этого слова. Оно гадкое.

— Значит, я попала в точку. Со шлюхой сидит он там на террасе. Со шлюхой, шлюхой и еще раз шлюхой.

— До свидания, — ледяным голосом бросил я в трубку. — До свидания, Карин.

— Развлекайся вдоволь на твоей дерьмовой работе. На том, что ты называешь работой. Таскайся себе по бабам. А у нас здесь все еще льет дождь. У вас там, на юге, думаю, светит солнышко. Но не хочу занимать твое время. Шлюха-то наверняка ждет.

Щелк! Она положила трубку.

Из кабинки я прошел в вестибюль и спросил у портье, не было ли для меня почты. Ничего не было. Вот и хорошо. Я пошел назад к двери-вертушке. Рядом с ней был еще один выход на террасу, в углу между ним и стеной дома и стоял наш столик. И я увидел профиль Анжелы — она глядела в сторону Круазет. Наверное минуты две я стоял и смотрел только на нее, а она этого не замечала, и я вновь почувствовал во всем теле ту странную боль, которая, собственно, и не была болью. Только казалась. Но внушала блаженство. Потом вернулся к нашему столику. Анжела подняла на меня взгляд.