Ответ - [46]

Накрывать нужно было на двенадцать человек. Столько народу нипочем не поместилось бы на кухне, но поскольку бояться недовольства господ не приходилось — они еще накануне укатили в Цюрих, — то стол вынесли в сад, под большое ореховое дерево, удлинив его гладильной доской, которую мальчики Нейзелей установили на ящики. Скатерти у Луизы Кёпе не было, но она, весело смеясь, «попросила» одолжить ей скатерть из выстиранного накануне белья господ Лукачей, как и два пушистых светло-желтых полотенца, которыми закрыли гладильную доску. Здесь должны были усесться старшие дети, а за столом — взрослые и малыши. Никто не обратил внимания, что Луиза Нейзель приставила стол к доске длинной его стороной, чтобы получился крест.

Стол украсили цветами, тарелки, стаканы, приборы взяли взаймы у соседки Браник. Толстушка-соседка даже руками всплеснула.

— Двенадцать приборов? Да у вас не свадьба ли, душенька? Что?.. Просто гости? Ах, у меня на прошлой неделе тоже были гости, родственники мужа, две супружеские пары, уж я для них уточки не пожалела, и знаете, душенька, такая уточка была славная, вся кругленькая, чистый жир, верно, жилось ей у меня хорошо, потому и разжирела так, бедняжка, да по ней и видно было, что с жизнью расставаться не хочется. А уж какое вкусное мясо у ней оказалось, было нас только шестеро, но всю ее, миленькую, умяли, с печенкой и со шкварками, даже жирок вымакали свежим пшеничным хлебушком, вином с песчаников запивали, три литра ушло так, что и не заметили. Знаете, душенька, я ведь люблю, чтобы у меня все, кто ни на есть, хорошо себя чувствовали, будь то человек или животное, да стоит только поглядеть на мой двор и сад-огород — под кровлей ласточки ютятся, на каждом дереве гнездышко, даже из вашего парка ко мне перелетают. А как-то даже синички прижились на каштане…

Был теплый летний день, развесистое ореховое дерево перед барским домом в сверкающем зеленом своем одеянии лучилось, словно прекрасная дева в самый лучший, самый заветный свой час. Величественная крона над крестовиной праздничного стола недвижно замерла в кристально чистом воздухе, лишь изредка вздрагивал какой-нибудь лист, стряхивая прилегший ему на спинку солнечный луч. Солнце так прочно утвердилось над всей округой, словно законная наследница — звездная ночь — уже никогда не сможет выпроводить его из захваченных владений. По обе стороны длинной тополевой аллеи, бежавшей прямехонько к парадному входу, над бесконечными заросшими бурьяном кустарниками стояло неумолчное гудение пчел, сгустившаяся музыка летнего дня.

Нейзель снял пиджак. — Когда они приходят с завода?

— Теперь уж вот-вот объявятся, — сказала Луиза Кёпе. — Проголодались, дядя Лайош? Можно бы уже и подавать.

— Нет, — отказался Нейзель, — подождем хозяина. А Фери когда приходит?

— Он немного попозже.

Из аллеи, от фонтана, слышались взвизгиванья девчушек, короткие и резкие, как стремительный прочерк ласточек. Малышки бегали по бассейну с такими напряженными, одержимыми личиками, словно брызжущая прохлада пробирала их до самого сердца. От постоянного контакта разгоряченных ножек и холодной воды на спинах девочек выступила гусиная кожа — ее с избытком хватило бы и для вполне взрослого страха.

— Когда ж будет свадьба? — спросил Нейзель из-под ореха.

— Когда?..

Луиза Нейзель взглянула на тезку. Та вспыхнула, рассмеялась.

— Ну, так когда же?

Луиза засмеялась снова.

— На будущей неделе в четверг и пятницу у господина главного нотариуса будет большая стирка, — сказала она, вдруг став серьезной. — После того через неделю.

Нейзель кивнул. — Правильно! Того, что нужно человеку, откладывать не след! — Он пригладил пышные седые усы и подмигнул молодой женщине. — Но все же стаканчик винца нам бы выпить можно, Луйзика!

— А что, — посмеиваясь, поддержала его жена, — стаканчик и я выпью за здоровье отсутствующего жениха. — Однако муж ее покачал головой. — Нет, нет, выпьем просто так, меж собою.

— Меж собою?

— Я покуда в жизни своей не ел и не пил авансом, — сказал он серьезно. — И задатка никогда не просил, верно говорю, Луиза?

Жена его усмехнулась.

— Оно верно. Ну, а как другие о том просят?

Нейзель взглянул на молодую женщину, лицо которой внезапно вспыхнуло огнем.

— Это кто же?

— Найдутся. Правда ведь, Луйзика?

— Да как же не правда! — Луиза Кёпе с раскрасневшимся лицом улыбнулась Нейзелю, ее большие серые глаза сверкнули. — Все эти пять лет после смерти мужа моего я только в долг и живу, с одним расквитаюсь, другой тут как тут! Так неужели один-то раз не могу дать в долг из того, что сама имею?

— Именно что из того! — засмеялась гостья. — Другого-то у нее и сейчас ничего нет!

Едва разлили вино, как набежали дети, громко жалуясь на несусветную жару; их пожалели, каждый получил глоток из стаканов взрослых. Первый литр вина подходил к концу, когда из-за поворота аллеи показались, предшествуя своим владельцам, длинные тени Йожи и Балинта.

— Балинт! Балинт! — закричали дети.

Луиза Кёпе тотчас вскочила и с пылающим лицом бросилась к кухне; однако на полдороге, как будто вспомнив что-то, обернулась и стала вглядываться в медленно приближавшихся мужчин.