Ответ - [19]

Шрифт
Интервал

Слева от профессора низенькая дама лет сорока, в лиловом туалете, то и дело вставала на цыпочки, нетерпеливо заглядывая в Габсбургский зал. — Мне все еще ничего не видно, — пожаловалась она приятельнице, отставшей от нее на ступеньку, — впереди уйма народу. Если она в лиловом, я тут же поворачиваюсь и ухожу…

— Но почему?

Стена людей поднялась еще на одну ступеньку. Профессор споткнулся и обрызганной грязью туфлей задел каблук лысого, с багровым затылком господина. — О господин профессор, и вы здесь! — обернувшись, обрадованно воскликнул лысый; он несколько картавил и говорил в нос странно высоким голосом. — Нина, обернись, профессор Фаркаш хочет поздороваться с тобой.

Профессор поклонился. — У меня плохая память на лица, — сказал он неприветливо. — С кем имею честь?

Плотный господин с багровым затылком укоризненно вскинул брови, обиженно засмеялся.

— Ай-яй, профессор, а ведь вы были у нас на званом вечере в прошлом году. На Швабской горе![20]

— Возможно.

— Так вы в самом деле нас не помните? — обернулась и жена лысого толстяка. — В августе прошлого года, гарден-парти?.. Барон Дюла Грюнер Уйфалушский.

Профессор вскинул голову, лицо его оживилось. — Текстильный барон?

— Так зовут нас те, — улыбнулся барон, — кто отождествляет человека с его товаром. Теперь вспомнили? Чему вы смеетесь, господин профессор?

Профессор продолжал смеяться. — Как не помнить! И маленькую баронессу помню, вашу дочь.

— Дочь? — Жена Грюнера опять обернулась. — Но, профессор, она лишь два месяца назад вернулась домой из Лондона, вы не можете помнить ее.

Теперь лишь одна ступенька отделяла их от мраморной приемной. Слева от профессора низенькая дама в лиловом все еще крутила головой, то и дело становясь на цыпочки. — …впрочем, она на прошлом приеме была в лиловом туалете и в большой шляпе из лилового тюля. Вряд ли и на этот раз…

— Но неужели ты ушла бы домой из-за этого, Маргит?

— Ах, мне до сих пор ее не видно, — волновалась лиловая дама. — Конечно, вряд ли она два раза подряд наденет одно и то же платье, но если все-таки…

Справа послышался сдавленный смех, быстрый шепот, высокая дама с бриллиантовой диадемой на седых волосах, не скрывая любопытства, обернулась. — А Радвани опять устроили автопрогулку в Крепость, — прогудел веселый приятный баритон с правого конца ступеньки, прямо из-под живота очередного телохранителя. Приглашенные двигались мимо рослых, чуть ли не двухметровых телохранителей так, словно то был занавес, отделяющий их от внешнего мира, за которым, хотя он был расшит человеческими фигурами, можно спокойно раздеваться, как в присутствии слуг. — Как, ты не знаешь их машины? Тот самый «мерседес», который вырулил из ряда прямо перед нами! Когда в Крепости прием, они всякий раз наряжаются во фраки и вечерние туалеты, а потом катят через весь город, по проспекту Андраши, Цепному мосту, проспекту эрцгерцога Альбрехта, с таким видом, будто тоже получили приглашение. Правда, обычно они сворачивали уже на площади Святой троицы…

— Так они не получают приглашения? — спросил смешливый женский голос.

— Только этого не хватало! — ответил другой женский голос. — И так уже половина Липотвароша…[21]

— Не преувеличивай, Марианна. Я одного только барона Грюнера вижу!

— По мне, и этого много, — упорствовал второй голос.

В фойе стало немного просторнее; молекулы толпы, спрессованные в единое целое, тотчас отделились друг от друга и, по зову симпатий или интересов, стали перегруппировываться. Профессор отдал пригласительный билет лакею в белых лайковых перчатках, подождал, пока тот прочитал его имя, затем, решительно двигая плечами, протиснулся в плотный поток людей, тянувшихся в зал. В этот миг послышался звон шпор, толпа почтительно отхлынула, уступая дорогу: в Габсбургский зал проследовал эрцгерцог, держа перед животом маршальский жезл; за ним вышагивала свита — несколько офицеров высокого ранга в парадных небесно-голубых и кофейного цвета атиллах[22]. Пятью минутами позже там оказался и профессор. После ритуального рукопожатия он не стал задерживаться в большом мраморном зале и сразу же направился в обитую красным шелком буфетную, где буквой «П» расположились хрустящие белым дамастом столы — один был уставлен холодными закусками, другой — напитками. Правда, едва Фаркаш оказался за спиной регента, барон Грюнер вновь было поймал его, вцепившись истинно бульдожьей хваткой, однако минуту спустя все же принужден был выпустить добычу из волосатых, словно обросших шерстью рук.

— Когда же мы снова будем иметь честь, профессор? На будущей неделе мы опять переезжаем на свою виллу и, если позволите…

— Как же, как же!.. Ваша дочь какого факультета, господин барон? — спросил профессор.

— Моя дочь? В Лондоне она слушала историю английской литературы. — Профессор сделал насмешливый жест. — Что вы хотите сказать этим? — В голосе баронессы слышалось изумление. — Недолюбливаете гуманитариев, профессор? — с улыбкой, картавя, спросил барон. — А между тем именно философия породила естественные науки, она же и вас, профессор, научила ставить вопросы.

Профессор громко рассмеялся. — А вас каким вопросам она научила?


Еще от автора Тибор Дери
Воображаемый репортаж об одном американском поп-фестивале

В книгу включены две повести известного прозаика, классика современной венгерской литературы Тибора Дери (1894–1977). Обе повести широко известны в Венгрии.«Ники» — согретая мягким лиризмом история собаки и ее хозяина в светлую и вместе с тем тягостную пору трудового энтузиазма и грубых беззаконий в Венгрии конца 40-х — начала 50-х гг. В «Воображаемом репортаже об одном американском поп-фестивале» рассказывается о молодежи, которая ищет спасения от разобщенности, отчуждения и отчаяния в наркотиках, в «масс-культуре», дающих, однако, только мнимое забвение, губящих свои жертвы.


Избранное

Основная тема творчества крупнейшего венгерского писателя Тибора Дери (1894—1977) — борьба за социальный прогресс и моральное совершенствование человека.


Рекомендуем почитать
Завтрак в облаках

Честно говоря, я всегда удивляюсь и радуюсь, узнав, что мои нехитрые истории, изданные смелыми издателями, вызывают интерес. А кто-то даже перечитывает их. Четыре книги – «Песня длиной в жизнь», «Хлеб-с-солью-и-пылью», «В городе Белой Вороны» и «Бочка счастья» были награждены вашим вниманием. И мне говорят: «Пиши. Пиши еще».


Танцующие свитки

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Гражданин мира

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Особенный год

Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Идиоты

Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.


Деревянные волки

Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.


Избранное

Книга состоит из романа «Карпатская рапсодия» (1937–1939) и коротких рассказов, написанных после второй мировой войны. В «Карпатской рапсодии» повествуется о жизни бедняков Закарпатья в начале XX века и о росте их классового самосознания. Тема рассказов — воспоминания об освобождении Венгрии Советской Армией, о встречах с выдающимися советскими и венгерскими писателями и политическими деятелями.


Старомодная история

Семейный роман-хроника рассказывает о судьбе нескольких поколений рода Яблонцаи, к которому принадлежит писательница, и, в частности, о судьбе ее матери, Ленке Яблонцаи.Книгу отличает многоплановость проблем, психологическая и социальная глубина образов, документальность в изображении действующих лиц и событий, искусно сочетающаяся с художественным обобщением.


Пилат

Очень характерен для творчества М. Сабо роман «Пилат». С глубоким знанием человеческой души прослеживает она путь самовоспитания своей молодой героини, создает образ женщины умной, многогранной, общественно значимой и полезной, но — в сфере личных отношений (с мужем, матерью, даже обожаемым отцом) оказавшейся несостоятельной. Писатель (воспользуемся словами Лермонтова) «указывает» на болезнь. Чтобы на нее обратили внимание. Чтобы стала она излечима.


Избранное

В том «Избранного» известного венгерского писателя Петера Вереша (1897—1970) вошли произведения последнего, самого зрелого этапа его творчества — уже известная советским читателям повесть «Дурная жена» (1954), посвященная моральным проблемам, — столкновению здоровых, трудовых жизненных начал с легковесными эгоистически-мещанскими склонностями, и рассказы, тема которых — жизнь венгерского крестьянства от начала века до 50-х годов.