Отверженный III: Вызов - [8]

— Эльфийское выше государственного, — негромко произнёс магистр «Русского эльфийского ордена».

— Эльфийское выше государственного, — повторили за ним его братья по ордену.

* * *

Как это обычно бывает после бурной ночи, мы с Милой чуть не проспали первую пару. Это было немудрено — легли уже после рассвета, а когда проснулись, до занятий оставалось меньше двадцати минут. Быстро умылись, наспех оделись и помчались в учебный корпус.

В здание забежали под трель звонка — всё-таки двухминутного опоздания на пару избежать не удалось. Мы быстро добежали до нашей аудитории и натолкнулись на Троекурова, который стоял в коридоре и, казалось, кого-то ждал. Так как, увидев нас, он оживился, стало понятно: ждал он нас.

«Похоже, этот парень, решил, что спокойно учиться ему неинтересно», — подумал я, глядя, как племянник губернатора выдвинулся нам навстречу.

— Отойдём на минутку, — сказал Троекуров, когда мы сблизились.

— На улицу? — удивилась Мила.

— Нет, просто в сторонку, — ответил племянник губернатора.

Мне это совсем не понравилось.

— Что тебе ещё от нас надо? — спросил я. — Мы и так опоздали. Нет времени куда-то ходить. Если есть что сказать — говори здесь!

Троекуров кивнул, согласившись с моим предложением, вздохнул и произнёс:

— Ну здесь, так здесь. В общем, тут дело такое. Вчера я был неправ. Прошу вас обоих меня извинить.

Это было неожиданно, причём до такой степени, что я аж растерялся. Правда, быстро спохватился и сказал:

— Всё нормально, всякое бывает.

Я протянул Троекурову руку, он её крепко пожал.

— Извинения приняты, — произнесла Мила, но руку племяннику губернатора пожимать не стала, впрочем, после того как она ему сломала накануне пальцы, пожимание ему руки выглядело бы странно.

Племянник губернатора первый вошёл в аудиторию, а мы немного задержались. Ничего не понимающая Мила посмотрела на меня с нескрываемым удивлением. Я пожал плечами, будто тоже ничего не понял. Хотя чего тут было понимать? Троекуров-старший всего-навсего дозвонился до Милютина.

Глава 3

Первой парой у нашей группы стояла теория заклинаний. Когда мы с Милой вошли в аудиторию, занятие толком ещё не началось — преподаватель, Лидия Григорьевна Трофимова, что-то объясняла одному из новеньких. Поэтому, несмотря на опоздание, и нам с Милой, и вошедшему перед нами Троекурову удалось занять свои места, не привлекая особого внимания.

Теория заклинаний — интересный и важный предмет, но, к сожалению, половину сказанного преподавателем я пропускал, потому что прокручивал в голове ситуацию с Троекуровым. В день нашего знакомства племянник губернатора показался мне очень похожим на Левашова — такой же избалованный, уверенный в себе и чересчур наглый, но судя по последним событиям он оказался умнее. Или хитрее. Так или иначе, усугублять ситуацию он не стал.

Я, конечно, не знал, что именно сказал его отцу Иван Иванович, и что потом отец сказал Родиону, но извинения, если и были неискренними, то в любом случае выглядели как шаг к примирению. А большего мне было и не нужно. Дружить с Троекуровым я не собирался, нейтральные отношения без выражения открытой неприязни меня вполне устраивали.

А то, что Анна Алексеевна меня обманула, я понял сразу же — ещё у неё в кабинете. Не тот она человек, чтобы вызывать на ковёр студента, не выяснив заранее все подробности инцидента у преподавателя. И Троекурова-старшего она к мужу отправила не из-за того, что устала от меня, а потому что правильно оценила ситуацию и решила сразу задействовать тяжёлую артиллерию. Просто преподнесла мне это всё так, чтобы я не сильно зазнавался. И я был ей за это очень благодарен — проблем с очередным избалованным папенькиным сынком мне ещё только не хватало.

Ну а в реакции Милютина на звонок Троекурова можно было не сомневаться. От того, как я подготовлюсь к предстоящей спецоперации, зависела не только судьба похищенных подростков, но и ещё много чего — например, карьера Ивана Ивановича. И ему явно не хотелось, чтобы кто-то мешал мне готовиться — слишком высоки были ставки. И судя по поведению Родиона глава столичного отделения КФБ смог объяснить брату губернатора, что Троекуров-младший неправ.

Но рассчитывать на то, что Родион забудет о таком тройном унижении, было бы глупо. Сначала Мила ему сломала пальцы, затем я над ним откровенно поиздевался на арене, а потом ещё и отец заставил его пойти перед нами извиняться — такое не забывается. И явно не прощается. Соответственно и мне не стоило забывать о том, что в любой момент Родион мог сотворить какую-нибудь гадость в отношении меня или Милы. Перед отъездом в Москву стоило попросить Ивана Ивановича, чтобы он, пока меня не будет, не давал в обиду мою девушку и разрешил обращаться к нему за помощью, если ей будет что-то угрожать.

* * *

Сентябрь прошёл в занятиях и тренировках. Я много чего выучил и узнал. Гурьев, обычно скупой на похвалы, не мог не отметить огромного прогресса в моём развитии. Менталист и специалист по летальным заклятиям тоже были довольны. Выживальщик, правда, постоянно ругался и выражал недовольство уровнем моей подготовки, но как я потом понял, это было нормально — он был недоволен всегда и всеми. Единственное, что его устраивало — это моя физическая форма и мои навык рукопашного боя.