Отверженный II: Выбор - [92]

— Да уж, и эффективно, и судя по пятнам на теле Егора, эффектно, — согласился Милютин. — Весьма необычный способ принуждения к сотрудничеству. Я раньше про такое даже и не слышал. Кстати, позвольте спросить, Вы вроде бы на три капли меньше белой жидкости накапали, чем чёрной, это специально?

— Так и есть, — ответил глава администрации кесаря. — На три меньше. Завтра их добавлю. А пока путь терпит. Воспитательный эффект надо закрепить. Главное, завтра не забыть эти три капли добавить.

Глебов рассмеялся, а Милютин с задумчивым видом прошёлся по кабинету и произнёс:

— Знаете, Родион Степанович, мне как-то неожиданно расхотелось сдавать кровь для анализов на следующем плановом медосмотре.

— Прекрасно Вас понимаю, Иван Иванович, — ответил Глебов и улыбнулся. — И поспешу успокоить — для чёрной крови нужно не менее ста миллилитров. Поэтому анализы можете сдавать, не переживая. А вот на донорство, полагаю, Вас уже не уговорить, как, впрочем, и меня. Признаться, мне самому жутковато, когда я вижу, насколько просто это всё работает. Исполнителю даже не надо быть одарённым. Весь необходимый навык — уметь пользоваться пипеткой и считать до двадцати.

— Я, вообще, был уверен, что магия крови — это что-то из области легенд. После возвращения Силы ни один одарённый не мог на практике доказать, что он владеет этой магией. Шарлатаны, конечно, были, куда уж без них. Но я не слышал, чтобы существовал хотя бы один действительно практикующий маг крови.

— Один точно есть, и мы с Вами теперь это знаем. И разумеется, не будем никому об этом рассказывать.

— Раз магия крови не выдумки, то, скорее всего, не один, — предположил Милютин.

— Может, и не один, но я не думаю, что их много, — возразил Глебов. — Это действительно очень старая практика. И даже в девятнадцатом веке о магах крови ходили уже лишь легенды. По крайней мере, на Руси. И если кто-то практиковал магию крови, то делал это втайне. А во многих странах она вообще была запрещена.

— Как же тогда Александр Петрович её изучил? Неужели слухи о тайном архиве Романовых, который они собирали со времён Екатерины Великой — правда? Слышал, он был утерян во время Октябрьской революции, а в нём были уникальные заклятия, редкие практики и артефакты.

— Я не знаю, что было утеряно, а что нет, — сказал Глебов. — Верю я лишь тому, что вижу. А совсем недавно я своими глазами видел, как работает чёрная кровь. Из этого и делаю выводы. Но сейчас меня больше волнует другое — мы этого Егора сломали, но что дальше? Как мы будем его использовать? Засунуть жучок и перехватить всю группу? Но мы лишь спасём очередную партию детей. А нам надо выйти на ранее похищенных. Заставить Егора незаметно навесить жучков на детей, а потом отследить, куда их отвезут? Это опасно. И жучка, и метку легко найти при элементарной проверке. Подвергать такому риску детей мы не можем. Их явно будут проверять. Там не дилетанты работают, раз мы уже столько времени не можем их поймать.

Глава столичного департамента КФБ внимательно выслушал руководителя администрации кесаря, немного подумал и сказал:

— Есть у меня, Родион Степанович, одна задумка.

— Какая?

— Безумная. И я пока не готов о ней говорить, уж прошу простить меня. Сначала мне нужно съездить в Москву, кое-что там прояснить, затем по итогам поездки переговорить кое с кем в Новгороде, и если всё срастётся, то мы сможем организовать уникальную спецоперацию. Думаю, уже завтра вечером я смогу Вам что-либо сообщить по этому поводу.

— Что ж, Иван Иванович, мне остаётся лишь пожелать Вам удачной поездки и с нетерпением ожидать завтрашнего вечера.

* * *

Несмотря на нашу с Милой яркую вечернюю и ночную программу, я постоянно вспоминал встречу с дядей. Как бы я ни хотел отделаться от мыслей о доме и семье, как бы их ни прогонял, они постоянно возвращались. Стоит ли говорить, что утром, едва открыв глаза, я сразу же подумал, что надо позвонить маминому брату?

Мила так сладко спала, что мне стало жалко будить её разговором — я осторожно, чтобы не разбудить девушку, встал с кровати, нацепил штаны и майку, взял телефон и вышел в коридор. Даже умыться забыл. Посмотрел на экран телефона. Часы на нём показывали без четверти девять — вполне можно было звонить. Я достал из кармана визитку и набрал номер. Дядя Володя ответил почти сразу.

— Доброе утро! — сказал я в трубку. — Это Роман.

— Доброе утро, — ответил дядя. — Сегодня я могу встретиться с тобой в двенадцать или в половине четвёртого.

Меня такой тон разговора не удивил — мамин брат был деловым человеком и по телефону всегда разговаривал быстро и говорил по существу.

— В половине четвёртого было бы идеально, — сказал я. — У меня до обеда занятия.

— Договорились. Слышал про ресторан «Медведь»?

— Не слышал, но найду. В три тридцать буду там.

— Он на Волховской. До встречи!

Мамин брат сбросил звонок. Я убрал телефон в карман и отправился на улицу, чтобы немного прогуляться. Занятия с Гурьевым начинались в десять, поэтому я смело мог дать Миле поспать ещё полчаса. Да и стоило привести в порядок голову — после разговора с дядей в неё опять полезли воспоминания, и снова резанула по сердцу обида на родителей. Несмотря на мою невероятно бурную жизнь в столице, я так их и не простил. Я уже почти забыл, как он меня выставили из дома, но простить не мог.